Венец

Унижение Бастиевой чади, казни пойманных чудаков с краденным, навык мечников Салмана, присоединившихся в «вытрясюнам», «вдумчиво пропускать сквозь пальцы» чужие хотули — произвели впечатление. Торки, печенеги и ковуи чуть не молились на Чарджи:

— Настоящий! Инал! Прямой потомок Огуза! Ябгу-каган!

Все присяги были принесены. Правда, из «земцев», из пятидесяти городов, осталось тридцать. Почти все из Залесья. Остальные… попрятались. Ни времени, ни возможности дожать не было. Пока. Но прецедент создан, было объявлено: кто за 12 месяцев от сего дня не присягнёт Государю — изменник.

Там много чего было. Всякого. У Михаила Смоленского в самый торжественный момент живот прихватило. Бедняга выскочил на минуточку, в темноте не разобрал, полез к Святой Ольге в её домик с шиферной крышей. Хорошо — охрана под белые ручки взяла да недалече пересадила. Народ ржал до… Да. Правильно поняла — по утру от всех хибар вокруг Десятинной дерьмом несло. Виноват, передвижных сортиров не предусмотрел.

Уже рассвело, когда Первый Государь Всея Святая Руси выехал из ворот Феодорова монастыря с перекошенными створками. Поклонился толпе, придерживая на голове деревянное влагалище «Шапки Мономаха», и провозгласил:

— Да пребудет Святая Русь в милости Господней, под покровом Царицы Небесной. Мир вам, люди русские. Идите же по местам своим и творите дела добрые.

Народ обрадовался. И кинулся. «Творить добро по всей земли». Такое вытворяли…! И я тоже. О чём далее скажу.

Говорят: «венец — делу конец». Здесь правильнее: «венец — делу абзац». В смысле: перевод строки. Хотя, судя по нашим делам — начало. Новой главы в истории Руси.

Часть 114. «Венец — делу…»

Глава 573

Дежурным офицером был Брусило. И он был очень испуган. Боевой командир, а смотрит совершенно растерянно. Мальчишка, факеншит! Будто расплакаться собирается.

Я ночью видел его в бою — абсолютно спокоен, даже радостен. Подумал, было, что это он за нас испугался: все в крови перемазаны. Но когда он доложил:

— В расположение выполняются работы согласно распоряжениям. Но… госпожа старший сотник… э… старший советник… заперлась и плачет. Эта вот…

Тут уж и я перепугался.

«Заперлась»… Где в русской боярской усадьбе можно запереться? В сундуке? Вышиб дверку в её чуланчике вместе со щеколдой.

На Гапе не было лица. Одни слёзы. По красному, мокрому и уже опухшему. Увидела меня и ещё пуще. Обнял, начал успокаивать. Она ткнулась носом в мой кафтан с кровавыми пятнами по груди и опять. Не говорит, воет, трясётся, икать начала. Начал отпаивать — она воды глотнуть не может. И сердечко под рукой молотится запредельно. Через четверть часа всё-таки согрелась у меня на груди. Поотплёвывалась от отвара кровохлёбки.

А где я здесь пустырник найду? — Успокаивающее на войну не берут. А кровеостанавливающее — обязательно.

Наконец, смогла сказать:

— Ка-катеньку. В По-порубе. Убили-и-и…

Как оглоблей. Из-за угла по голове.

Допил её отвар.

Выпил спирт, который ей притащили.

Не, не светлеет.

Блин! Уелбантуренный факеншитно!

И чего делать?

С Гапой говорить бестолку. Пойду-ка я, посмотрю-ка. Как же эдакое могло…

Она опять в слёзы, не пускает, цепляется.

— Не уходи!

Совсем Гапушка… рассыпалась. Понятно: Катерина ей многие годы всем была. Сестрёнкой младшей, госпожой, воспитанницей… Солнышко, вокруг которого вся жизнь годами крутилась. Гапа по ней столько скучала, вспоминала. Так радовалась, когда Катерина сыскалась, так рвалась сюда…