Венец

- Я вижу, Лавранс, сын Бьёргюльфа, в моем двоюродном брате вам больше всего не нравится, что у него было несчастье с женою Сигюрда, сына Саксюльва. И, надо признаться, хорошего в этом мало. Но, Господи Боже мой, не следует же забывать - молодой парень живет в одном доме с молодой, красивой женщиной, а муж у нее человек старый, холодный и неспособный к супружеству; ночь же в тех краях продолжается полгода; мне кажется, трудно было бы ожидать чего-либо другого, разве только если бы Эрленд был совсем святым! Нельзя отрицать, что Эрленд никогда не был монахом, но не думаю, чтобы ваша молодая, красивая дочка поблагодарила вас, если бы ее отдали за мужа-монаха! Конечно, и впоследствии Эрленд вел себя глупо, и даже еще того хуже, это так... Однако нужно же наконец покончить с этим делом; мы, его родичи, постарались помочь молодому человеку снова встать на ноги; женщина эта умерла, и Эрленд сделал все, что только мог, для ее души и тела; сам епископ в Осло отпустил ему его грехи, и теперь он вернулся домой, очищенный святой кровью в Шверине. Неужели вы хотите быть строже самого епископа в Осло и архиепископа, или уж не знаю, кто там ведает этой драгоценной кровью!.. Дорогой Лавранс, целомудрие, конечно, вещь хорошая, но оно, ей-богу, не дается взрослому мужчине без особой на то Божьей благодати! Клянусь святым Улавом - вспомните, что и сам святой король не получил этого дара до тех пор, пока его земная жизнь не склонилась к концу; видно, такова была Господня воля, чтобы он сперва произвел на свет такого славного юношу, как король Магнус, который сломил силу язычников в северных странах. Король Улав прижил этого сына не от королевы, и все-таки он сидит в Царствии Божьем среди самых высших святых! Я вижу, однако, по вашему лицу, что моя речь кажется вам непристойной...

Господин Борд перебил его:

- Лавранс, сын Бьёргюльфа, мне тоже все это понравилось не более, чем вам, когда Эрленд обратился ко мне впервые и сказал, что он полюбил девушку, уже помолвленную с другим. Но позднее я понял: любовь этих двух молодых людей так сильна, что было бы большим грехом разлучать их. Эрленд был вместе со мною на последнем рождественском приеме, который король Хокон устраивал своим подданным, - там они встретились; и как только они увидели друг друга, ваша дочь упала без памяти и долгое время лежала как мертвая; и я увидел по лицу своего приемного сына, что он скорее готов потерять жизнь, чем девушку!

Лавранс помолчал немного, прежде чем ответить:

- Да, все это кажется очень красивым, когда об этом слышишь в рыцарских сагах каких-нибудь южных стран. Но мы сейчас не в Бретани, и вы, вероятно, тоже потребовали бы большего от человека, которого собираетесь взять в зятья, чем способности заставлять вашу дочь падать без чувств от любви к нему на глазах у всех...

Его собеседники промолчали, и Лавранс продолжал:

- Я думаю, почтенные мои господа, что если бы Эрленд не раскидал по ветру столько своего добра и не повредил своей доброй славе, то вы не сидели бы здесь и не просили бы столь усердно человека в моем положении отдать за него свою дочь. Но я не хочу, чтобы про Кристин говорили, что для нее большая честь брак с владельцем Хюсабю, с человеком, принадлежащим к одному из лучших родов Норвегии, после того, как этот человек настолько опозорил себя, что не мог уже надеяться на лучший брак или на поддержание чести своего рода?

Он порывисто встал и заходил взад и вперед по горнице.

Но тут вскочил и господин Мюнан:

- Нет, Лавранс, если уж вы заговорили о позоре, то скажу вам, как перед Богом, что вы слишком высокомерны!..

Господин Борд прервал его, подойдя к Лаврансу:

- Вы, действительно, высокомерны, Лавранс! Вы напоминаете мне тех крестьян стародавнего времени, которые не хотели принимать никаких титулов от короля, - их гордыня не могла потерпеть, чтобы люди говорили о них, что они с обязаны благоденствием кому-то другому, а не самим себе. Потому говорю вам: если бы даже Эрленд обладал всей той честью и богатством, с которыми он родился, то и тогда я не счел бы, что унижаюсь, прося у родовитого и состоятельного человека руки его дочери для моего приемного сына, раз я вижу, что сердца обоих молодых людей могут разбиться, если их разлучат. Особенно, - тихо сказал он; положив руку на плечо Лавранса, если бы дело обстояло так, что для душевной чистоты их обоих было бы лучше, если бы они получили друг друга в супруги.

Лавранс высвободился из-под руки собеседника; лицо его стало замкнутым и холодным:

- Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать!

Оба некоторое время смотрели друг на друга; потом господин Борд заговорил: