Венец

Ингебьёрг тоже начала удовольствия ради примерять башмаки; Дидрек сказал, смеясь, что это не стоит ни гроша! Она тоже купила себе пару зеленых, как листья, башмаков с красными каблуками - сказала, что возьмет их в долг; ведь Дидрек знает ее и се родных.

Однако Кристин заметила, что Дидреку это не особенно понравилось; он и без того сердился, что высокий господин в дорожном плаще ушел из лавки, девушки очень долго провозились с примеркой. Тогда Кристин выбрала себе башмаки без каблуков из тонкой лиловой кожи; они были вышиты серебром с розовыми камнями. Ей только не нравилось, что в них были вдеты зеленые шелковые завязки. Но Дидрек сказал, что это он может сейчас переменить, и провел девушек за собою в заднюю комнату лавки. Там у него стояли ларцы с шелковыми завязками и маленькими серебряными пряжками - собственно говоря, башмачники не имели права торговать этими вещами; многие ленты к тому же были слишком широки для обуви, а пряжки слишком велики.

Девушки не могли удержаться, чтобы не накупить разных мелочей, а пока они пили с Дидреком сладкое вино и он завертывал им покупки в кусок дерюжки, стало уже довольно поздно; кошелек же Кристин значительно полегчал.

Когда они снова вышли на Восточную улицу, то солнечный свет стал уже совсем золотым, а пыль от оживленного городского движения стояла над улицей, словно светлый пар от горячего пива. Погода была теплая и чудесная: народ толпами шел с горы Эйкаберг[Эйкаберг - высокая гора на юго-восточной окраине Осло.] с большими охапками молодых зеленых веток - украшать горницы к празднику. Тут Ингебьёрг пришло в голову, что хорошо бы пройти к мосту Иситабру, - во время ярмарок на той стороне реки на выгонах обычно бывают всякие забавы и фигляры и скоморохи; Ингебьёрг даже слышала, что туда должен был прийти целый корабль с заморскими зверями, которых будут показывать в балаганах на берегу.

Хокона угостили в Миклегорде немецким пивом, и потому старик был очень сговорчив и благодушен, так что, когда девицы взяли его под руки и начали усердно просить, он сдался и все втроем направились в сторону Эйкаберга.

За рекой встречались только редкие домики, разбросанные по зеленым склонам между рекою и крутым обрывом горы. Они прошли мимо монастыря миноритов, и сердце Кристин сжалось от стыда: ей вспомнилось, что ока собиралась отдать большую часть своих денег за упокой души Арне. Но ей не хотелось говорить об этом священнику в Ноннесетере, она боялась, что ее начнут расспрашивать; она думала, что ей, может быть, удастся посетить обитель босоногих братьев, если брат Эдвин находится сейчас в монастыре. Она была бы так рада увидать его, но вместе с тем не знала, как ей поприличнее обратиться к кому-нибудь из монахов и объяснить ему свое желание. А теперь у нее осталось так мало денег, что еще неизвестно, хватит ли их заплатить за заупокойную обедню - может быть, придется довольствоваться только толстой восковой свечой.

Вдруг со стороны поляны на берегу послышался страшный вопль, вырвавшийся из бесчисленных глоток, - словно буря пронеслась над сбившейся в одну кучу толпой, и затем народ с воем и криком бросился прямо на них, все в диком ужасе, и кто то, пробегая мимо, крикнул Хокону и девушкам, что вырвались на волю леопарды...

Они бросились бежать обратно к мосту и слышали, как бежавшие около них кричали друг другу, что один из балаганов опрокинулся и два леопарда вырвались на волю; кто-то упомянул и змею... Какая-то женщина как раз перед ними уронила маленького ребенка; Хокон перешагнул одной ногой через малютку и встал над ним, защищая его; через мгновение девушки увидели старика далеко в стороне от себя с ребенком на руках и потеряли его из виду.

Возле узкого моста напор был так велик, что девушек оттеснили в сторону от дороги, на поле. Они видели, как люди сбегали к реке по крутому берегу; молодые парни пускались вплавь, а пожилые люди прыгали в стоявшие у берега лодки, которые в одно мгновение наполнялись народом и могли вот-вот затонуть.

Кристин пыталась заставить Ингебьёрг выслушать ее - кричала ей, что им надо бежать к монастырю миноритов, откуда уже выбегали монахи в серых рясах, старавшиеся собрать у себя перепуганных людей. Кристин была не так напугана, как ее подруга, да и никаких диких зверей они не видели, но Ингебьёрг совершенно потеряла голову. А когда толпа снова пришла в волнение и была оттеснена обратно с моста, потому что целый отряд мужчин, успевший вооружиться в ближайших домах, пробивался обратно, кто пеший, а кто верхом, Ингебьёрг едва не попала под коня; она испустила пронзительный вопль и помчалась вверх, по направлению к лесу. Кристин никак не ожидала, что ее подруга может так бегать, - ей невольно вспомнилась свинья, которую гоняют по двору, - и бросилась следом, чтобы по крайней мере им не потерять друг друга.