Венец безбрачия

Если что, я знаю еще много угроз из бухгалтерского гримуара! В моем арсенале есть несколько заклинаний. Обычно они начинаются со слов «Устали работать? Хотите сесть?», которые превращают хитрое и изобретательное начальство в послушное и грустное.

— Наказание мое, не хочу тебя расстраивать, но игру, если быть предельно честным, просто так остановить нельзя! — фыркнул демон, а у меня дрогнула рука, разливающая чай в две кружки. — И не надо пугать меня актами. Я могу их подписать за тебя. Никто смотреть не будет, ты или не ты расписывалась. Акт есть? Подпись есть? Отлично! Если есть какие-то претензии, то можешь отправить их в небесную канцелярию. Только учти, насколько я знаю, там претензии еще с 1252 года разбирают. Первые жалобы на инквизицию и пытки. Если повезет, то лет через сто к четырнадцатому веку перейдут. Но ты, главное, пиши… Чем больше, тем лучше! Ребята очень скрупулезные, авось до Страшного суда успеют! Там целые горы жалоб на жизнь, отдельная гора «рожей не вышел/вышла», видел даже, с позволения сказать, стопку с претензиями одиноких женщин, которые начинаются стандартно: «Как же так, я — красавица-раскрасавица, умница-разумница, вся такая принцесса, и при этом одна-одинешенька! Пошлите мне кого-нибудь!»

— А когда Страшный суд? — поинтересовалась я, понимая, что в одиночестве есть свои плюсы. А если мне снова пошлют «кого-нибудь», я буду сдыхать наперегонки с ремонтом и репутацией.

— Его уже несколько раз откладывали! Не успевают! — махнул рукой демон, усмехаясь протянутой ему кружке с чаем.

— Я так понимаю, что мне придется выбирать из тех, кто у меня тут был? — осведомилась я, глядя, как демон помешивает чай, встряхнув каштановыми локонами и подарив мне едва заметную улыбку-благодарность. — Я не первая, кто играет в эту игру?

— Знаешь, что я тебе скажу, наказанье мое, — странно усмехнулся демон, откладывая ложечку. Он смотрел на меня как-то странно, задумчиво, слегка наклонив голову набок. — Мы помогаем решить вопрос одинокой жизни. Никто из клиентов не остался влачить свое одинокое существование на этой грешной земле! Мы работаем на результат!

Я задумчиво размешивала свой чай, глядя на пузырьки в центре вихря событий, сотворенного моей ложкой, и украдкой бросая взгляд на чайные глаза демона.

— Это хорошо! Я уже не боюсь умереть в одиночестве! — вздохнула я, глядя на два акта. — Поверь мне, если ко мне в ответственный и торжественный момент не протянется рука какого-нибудь упыря, всю жизнь трепавшего мне нервы, со стаканом воды, то я даже не расстроюсь!

Демон осмотрелся по сторонам, а потом улыбнулся, приближаясь ко мне словно для поцелуя.

— Бойся желаний своих, — прошептал он едва слышно, украдкой подняв глаза и глядя поверх моей головы. А потом мило улыбнулся и протянул мне конфетку.

— Кушай и не расстраивайся, наказание мое! У меня еще есть!

— Не нужна мне твоя конфета! — возмутилась я, отодвигая от себя подальше чужую руку. — Вы у меня знаете сколько крови выпили? Больше, чем все комары в моей жизни, вместе взятые!

Демон исчез, положив мне на стол акты и конфету, а я внимательно следила за часами. С каждой секундой сердце екало и нервничало. Стрелки неумолимо ползли к полуночи, отмеряя последние секунды моего одиночества.

Ровно в полночь я встала, закрыла глаза, глубоко вздохнула и открыла дверь в коридор, в котором стоял высокий, бледный и очень красивый мужчина с черными волосами, украшенными шелковой лентой.

— Я вас приветствую, миледи, — прошептал он, глядя на меня горящими в темноте алыми глазами.

Глава четвертая Подсос и голубая кровь

Мужчины есть в русских селеньях,

Их все «мужиками» зовут,

На бабьих сидят иждивеньях,

Последние деньги пропьют!

Зарплату домой не приносят,

С дивана слезать не спешат,

Но ласки и нежности просит

Скупая мужская душа!

Работай на двух-трех работах,

Его обстирай, накорми,

И все остальные заботы

На хрупкие плечи возьми.

Горящие избы и кони

Уже никому не нужны,

Он курит на старом балконе,

Гордясь своим званьем «мужик»!

Кристина Юраш. Ответ Некрасову

Я стояла и в полумраке смотрела на этого аристократичного и вполне респектабельного красавца средних лет, чьи благородные виски уже слегка посеребрила седина. Он одарил меня тягучим взглядом вишневых глаз, откинул жгучую прядь волос, демонстрируя свой профиль, достойный старинного портрета в вызолоченной раме. Моя рука тянулась к выключателю, дабы в полной мере насладиться присланной мне красотой. Седовласый граф со взглядом «О, времена! О, нравы!» мне крайне импонировал. Я даже представила на секундочку, как мы будем украшать семейный портрет.