— Значит, она движется в привычном для нее направлении? Как и в последние 20 лет?
— Да.
— А знаете ли вы, что вращаться в ныне привычном направлении она стала именно тогда, когда ожило вайлисковое зернышко Георга!
Руфина задумалась, но, сопоставив два факта, убедилась в достоверности их сочетания. Как она сама раньше этого не замечала?
— Значит, он жив, — заключил Мелибей.
— Но постойте, то, что луна и в момент его гибели отреагировала также далеко не факт, а только предположение.
— Так сказал мне голос.
— Голос?
— Я…. Когда ты заплакала, в моей голове раздался голос, отчетливый, твердый: "Луна избрала его, и в знак этого изменила свое направление. Пока он жив, она будет взирать на него именно с такой позиции"
Честно сказать, Мелибей и сам уже с трудом верил в то, что он, действительно, слышал голос. Но сомнения обоих разрешил тот, кто имел ко всему происходящему самое непосредственное отношение — это был Тасмир.
Воздух в помещении словно всколыхнуло ветром, и взору обоих предстал Тасмир. И Мелибей, и Руфина вздрогнули: Руфина оттого, что знала, кто это, а Мелибей от самого факта появления Бога в стенах его дома.
— Я хочу, чтобы ты отправилась в Идэлию, — говорил Тасмир, не шевеля губ, на границу я перенесу тебя завтра, в 10 утра — будь готова.
Сказав это, Бог тут же исчез, оставив наших героев в некотором замешательстве.
После двух-трех минут Мелибей, наконец, вновь обрел дар речи, заплетающимся языком он спросил:
— Кто это был, госпожа?
— Тасмир, — тихо ответила Руфина. — Вы его голос слышали на площади?
— Да.
— Значит, все — правда.
20 глава. Симпатичная тумбочка
После темпа последних трех месяцев Георг чувствовал себя не совсем уютно, ему не верилось, что можно вот так просто сидеть, что никуда не надо спешить, не надо постоянно оглядываться, боясь возможных преследований. По правде сказать, он даже радовался тому распорядку, заставлявшему быть все время в напряжении, поскольку остановиться и задуматься было для него по-настоящему страшно. И сейчас он всячески старался гнать подальше воспоминания о тех разговорах с Морэлем, о том сражении с Эдвардом, и не отведенном вовремя клинке. И самое страшное осознание всего того, что сделали его родители, того предательства перед Родиной, за которое едва ли прощают.
Словно в противовес всем печальным мыслям Георгу вспомнился один забавный случай, который произошел с ним в Тэнии — он даже улыбнулся.
После той истории с флагом Антонио, получив лишнее доказательство своему предположению, решил всем, публично доказать причастность к магии, и еще какую, юного главнокомандующего, что последней всячески отрицал. Антонио дважды, в присутствии высшего света Риданы заводил разговор о магических познаниях придворных, об их впечатлениях с уроков волшебного искусства. Естественно, и Георга, упорно отмалчивающегося, спросили:
— Скажите, Георгий, вы тоже, наверняка, учились магии? У вас, ведь, я знаю, мать очень даже хорошая волшебница.
— Да… Она, конечно, хотела, чтобы я учился, но вот отец был против этого странного, да и ненужного искусства. Мне поначалу хотелось запомнить все те замысловатые фразы и движения, которые знала мать, но, если честно, я сразу понял, что у меня вряд ли что получится. И отговоров отцовских не понадобилось!..
Для пущей достоверности Георг сокрушенно вздыхал, и несколько виновато опускал глаза.
— Но, воинское искусство, тоже прекрасно! Конечно, оно не может явить нам всех тех чудес, о которых вы рассказываете, тех же — нет, но своих — да!
Такие фразы устраивали всех, и после начинался разговор во славу оружия, воинского мастерства и о достоинствах тех воинских искусств, какие только были известны в мире. Так было в первый раз, и также было во второй — Антонио негодовал. Он мечтал о том, как юношу попросят что-нибудь продемонстрировать, и уже он, Антонио, сможет задать ему парочку другую попутных заданий, от которых нельзя отвертеться: либо реальная опасность покалечиться, либо избавление, с помощью магии, от всех преград.
"Что ж, — решил маг, — не так — так эдак, но тебя я все-таки проучу!"
Антонио самым невинным образом предложил Георгу экскурсию по Риданскому музею, задумав при этом о далеко не невинных методах выявления магического искусства юноши.
Первый зал, Главный представлял собой своеобразный ледяной замок в сумерках: все стены, потолок в ней были голубовато-прозрачными, в них, казалось, вмерзли белые снежинки. Многочисленные тумбочки были сделаны из дерева, а расположенные на них шкатулки из драгоценных камней. Конечно, во дворце Каримэны была целая чреда музеев, с представленными в них всевозможными чудесами, но спорить с тем, что это не красиво, было бы просто глупо — нескрываемым восторгом загорелись глаза юноши.
— Нравится? — тут же спросил Антонио.
— Да, очень. А что за зал?
— Главный, собственно, немудреное название. Следом за ним будет зал звезды Ароса.
— О!.. Красивое название. Что оно значит?