Венец Девы (СИ)

  Сам трубочист сидел в это время на крыше одного из домов неподалеку. Оттуда открывался прекрасный вид на дом Веберов и их распорядок жизни. Изучая их быт, он ощипывал руками другого голубя, первого - упустил. От прикосновения пальцев Джанго на белых перьях птицы (в числе особенностей голубей столицы - белизна их оперения и хохолок) оставались пятна. Выщипанные перья падали вниз и уносились прочь, кружимые ветром.

  Кроме происшествия с птицей, на занятиях в тот день больше не случилось ничего интересного.

  Глава III

  Во всем королевстве Фэйр, верно, не сыскать человека, который бы не знал о древней традиции королевской семьи проводить званые обеды и не мечтал хоть раз побывать на таком. Люди знатные, мечтающие стать знатью или уже причисляющие себя к знати в основном перенимали все новые веяния от тех, кто в обществе был выше них. Таким образом, основным законодателем мод в стране и по сей день оставалась королевская семья, а также наиболее приближенные к ней и влиятельные сливки общества. Мало по малу из окружающих Фэйр стран в герметично зацикленное на себе государство-наследник древней империи сквозь железный занавес из беспробудной дремучести просачивались иные традиции, доселе здесь неизвестные и чуждые. С некоторых пор высшее общество Фэйр разделилось на два противоположных лагеря: ярых приверженцев старых правил и новаторов, активно ведущих пропаганду новых веяний. Были также и те, кто, оставаясь в стороне от идеологической вражды, перенимали лучшее из обеих лагерей и те, кому было все равно. Последние две группы находились как бы между лагерями.

  Мария Вебер себя относила к первому лагерю, но была иногда склонна к изменению позиции, если новое ей казалось лучше старого в вопросе воспитания детей. Супруг ее, Феликс, придерживался тех же принципов, что и Мария, по крайней мере, внешне. Что Феликс на самом деле думал - никто, кроме него не знал, а так как был он человеком далеко не первой величины - никого его взгляды, в сущности, и не волновали.

  Феликс уехал в тот день, и обеденная опустела. Мария со скукой сидела во главе стола и с ленцой листала страницы книги, что в общем-то было вопиющим нарушением этикета и, если бы нечто этакое позволили себе ее дети, им было бы несдобровать. Но так как Мария была в доме главной, ей было позволено многое из того, что для прочих членов семейства оставалось под строжайшим запретом.

  Веберы содержали кухарку. Это была полная и опрятная женщина в летах, бедная, но одаренная талантом готовить. Отличалась кухарка также и другими положительными чертами, в частности, добротой, однако, как и в случае с Феликсом, личностные качества кухарки ни для кого, кроме людей, от нее зависящих, не представляли никакого интереса. У кухарки также были дети, именно для них она каждый вечер, прежде чем уйти с работы, собирала остатки пищи в узелок. Мария знала о бедственном положении семьи кухарки, но не делала ничего, чтобы облегчить ее участь. Несмотря на то, что и семья кухарки тоже была многодетной, Мария не способна была ей сочувствовать; разница между ними была огромной. Она, однако, закрывала глаза на редкие проступки и опоздания кухарки, но уж никак не из понимания, хотя и с учетом ее положения тоже. Мария таким образом тешила свое эго: ей, как и многим другим людям, отличающимся достатком, было приятно иногда почувствовать себя благодетелем.

  Как с давних пор у Веберов повелось, отец, уезжая в командировку, забирал с собой аппетит всего семейства, ну, или большей его части. Белинда и Себастьян сидели в середине стола и вяло ковыряли пищу приборами. Стол перед ними был полон яств. Он, конечно, не ломился от них, но по сравнению с тем, как проходили приемы пищи (если проходили) в семье кухарки, нынешнее застолье Веберов было пиром. При этом кухарка, разнося блюда, не косилась на пищу алчно, хотя с утра ничего не ела, только немного пробовала собственную стряпню и продукты. Она добродушно улыбалась и порхала вокруг стола. Казалось, только одна кухарка в той комнате тогда и была счастлива, другие даже и не пытались сделать вид.