Венец для королевы проклятых

– И что с того, если мне все равно придется уехать отсюда? Ты отреклась от престола и не подумала обо мне! По крайней мере, я хотя бы попыталась сделать что-то, чтобы изменить свою жизнь и не прозябать в глуши и безвестности, а ты не смогла!

Она окинула Гвендилену взглядом с головы до ног и добавила с нехорошей, кривой усмешкой:

– Впрочем, ты слишком стара для этого. А сейчас, – она широко зевнула и повернулась на другой бок, – если ты сказала все, что хотела, то дай мне поспать.

Глава 11

Путь до замка Кастель-Мар показался долгим и утомительным – может быть, не настолько, как много лет назад, когда Гвендилена преодолела его закованной в цепи рабыней, но все же. Амаласунта настояла на том, что желает ехать в отдельной карете, и Гвендилена не препятствовала дочери. Находиться рядом с ней для нее самой было бы тяжело.

За эти годы, оставшись без хозяина, Кастель-Мар изрядно обветшал. Теперь даже издалека он не казался сказочным замком, парящим над морем… Покидая его, Хильдегард оставил некоторых слуг во главе с майордомом Скаларием, чтобы присматривали за порядком, но их усилий было явно недостаточно. Скрипели полы, в щели задувал ветер, камины и печи немилосердно дымили, в комнатах пахло сыростью, и на стенах появилась противного вида серо-зеленая плесень. Гвендилена пыталась поначалу распоряжаться, наводить порядок, как-то налаживать новую жизнь, но совсем скоро махнула рукой. Ей стало все равно…

Больше всего ее огорчало теперь поведение дочери, Амаласунты. Приехав в замок и освоившись немного на новом месте, она даже не пыталась скрывать свои многочисленные любовные похождения. В ее постели мог оказаться кто угодно – и офицер джедри-айр из охраны, и секретарь, и даже слуга!

Последней каплей стал тот случай, когда Гвендилена увидела, как из комнаты дочери выходит смуглый красавчик – только вчера он прислуживал за столом, наливая вино. Заметив Гвендилену, он ничуть не смутился, напротив – браво подкрутил чуть пробивающийся ус и посмотрел весело и лукаво.

Обычно Гвендилена старалась не заходить в покои дочери, но это было уж слишком! Распахнув двери, она ворвалась без стука. Амаласунта лежала на кровати в одной сорочке, болтая босой ногой, и беззаботно мурлыкала какую-то песенку. В воздухе пахло духами, потом и еще чем-то неуловимым, но, несомненно, порочным.

– Встань и оденься, – брезгливо сказала Гвендилена, – я хочу поговорить с тобой.

– Так говори, – беззаботно отозвалась дочь.

– Ну не здесь же! – Гвендилена дернула плечом. – Жду тебя в малом каминном зале, и как можно скорее. Если не придешь, то очень пожалеешь.

Видимо, в ее лице и голосе, а главное – в глазах было нечто такое, что Амаласунта сочла за лучшее послушаться. Совсем скоро она вошла в каминный зал, одетая и причесанная. Правда, дерзости у нее ничуть не убавилось, это Гвендилена поняла стразу.

– Ты хотела видеть меня? Я здесь.

Скрестив руки на груди, Гвендилена принялась отчитывать дочь:

– Что ты делаешь? Ведешь себя как публичная девка в солдатском борделе!

Но Амаласунта вовсе не выглядела пристыженной или смущенной, напротив – зеленые глаза смотрели дерзко, и тонкие губы кривились в презрительной усмешке.

– Я дочь короля, не так ли? А потому могу делать то, что захочу!

– Взять на ложе раба – позор для благородной дамы!

– Это все из-за тебя! – выпалила она. – Если бы моя мать была женщиной высокого происхождения, я не осталась бы незамужней!

– Как ты смеешь так разговаривать со мной? – Гвендилена старалась говорить спокойно, но в голосе дрожала с трудом сдерживаемая ярость.

Но Амаласунту уже было не остановить.

– Смею! Мой отец был королем, а твой – дровосеком!

Это было как удар в лицо. Гвендилена почувствовала сжимающую боль в груди, в глазах на мгновение потемнело, и она с трудом сумела устоять на ногах.

– Он был старшим лесничим… – вымолвила она и не узнала свой голос – таким слабым и робким он ей показался.

– Старшим лесничим! – фыркнула Амаласунта. – О да, это совершенно меняет дело!

Дочь стояла перед ней, уперев руки в бока, похожая на осу в своем черно-желтом бархатном платье – тонкая, дрожащая от ненависти…

Гвендилена чувствовала, как ее переполняет гнев. Не помня себя, она замахнулась… Хлесткий звук пощечины отозвался гулким эхом. Рука будто сама вцепилась в темные вьющиеся волосы дочери. Ярость рвалась наружу, и злые слова выплескивали все, что накопилось на душе:

– Да, я незнатного рода… Да, мой отец был егерем и лесником, приносил домой дичь и порой продавал дрова, тайком срубленные в лесу! Я была служанкой, чистила котлы и носила платья, перешитые из мешковины… Но я вышла замуж за короля, а ты не смогла!

Амаласунта не ожидала такого. Но не боль была причиной того, что в ее глазах плескался страх. В этот миг Гвендилена готова была убить ее, и дочь почувствовала это.

– Отпусти… Отпусти меня! – тихим, каким-то задушенным голосом взмолилась она.

Гвендилена выпустила волосы дочери и устало сказала:

– А теперь убирайся. Можешь делать что хочешь, но я больше не желаю тебя видеть.