Венец для королевы проклятых

Утром, едва открыв глаза, Гвендилена увидела небо, затянутое плотной пеленой облаков, и свинцово-серое море вдали. Весь мир казался ей холодным и мрачным, как этот промозглый и пасмурный день…

Хотелось повернуться лицом к стене и заснуть снова, но отчего-то сон не шел. Нехотя Гвендилена потянулась за серебряным колокольчиком. Служанка – та самая, рыжая и веснушчатая – принесла кувшин и таз для умывания.

– Доброе утро, госпожа…

Она замялась, и Гвендилена сразу заметила это. «Весь город уже знает, что я больше не королева, – думала она, плеща в лицо ледяной водой, – надо уезжать поскорее, чтобы, по крайней мере, дожить свои дни в тишине и спокойствии, подальше отсюда!»

Подавая полотенце, служанка не смогла сдержать зевоту и, расчесывая волосы Гвендилены, уронила гребень.

– Что за неуклюжая! – вспылила Гвендилена. – Почему ты движешься, как сонная муха? Ты что, не выспалась? Твой любовник не давал тебе спать всю ночь? Если уж ты хочешь предаваться утехам, по крайней мере, постарайся быть более расторопной!

– Простите, госпожа, – девушка покраснела и опустила глаза, – дело совсем не в этом! Сегодня во дворце многие не спали. Тут такое было…

– В чем дело? – насторожилась Гвендилена. – Что произошло и почему я об этом не знаю?

Поняв, что сболтнула лишнего, служанка смутилась еще больше.

– Ничего, госпожа, – быстро проговорила она, – ничего не произошло, в самом деле, ничего…

Лгать девушка явно не умела. Пальцы ее нервно теребили край передника, глаза бегали, и даже лоб покрылся испариной. Гвендилена сразу поняла – во дворце этой ночью случилось нечто из ряда вон выходящее!

– Говори, – приказала она, – говори все, что знаешь. Да, я уже не королева, но пока еще могу приказать высечь тебя или отправить работать в свинарник!

И задумчиво добавила:

– А может, то и другое вместе.

Из глаз девушки брызнули слезы. Она упала на колени, закрыв лицо руками.

– Прошу вас, госпожа, не наказывайте меня! Я не сделала ничего плохого, ничего… Умоляю вас!

– Говори, – твердо и холодно повторила Гвендилена, – говори, и тебе ничего не будет за это.

В ее голосе было нечто такое, что служанка сочла за лучшее взять себя в руки. Шмыгнув носом, она утерла слезы ладонью и принялась рассказывать:

– Вчера король Сигриберт выпил много вина за ужином – так много, что слугам пришлось под руки отвести его в спальню.

«Видимо, хотел отпраздновать свою победу, – невесело подумала Гвендилена, – еще бы, он получил Терегист! Причем без особых усилий».

– Когда он хотел лечь в постель и откинул одеяло, то увидел, что там лежит госпожа Амаласунта, – продолжала служанка, – она была совсем голая! Сказала, что не хочет ехать в Кастель-Мар и ради этого готова на все.

На мгновение у Гвендилены потемнело перед глазами. «Только этого позора мне еще не хватало! Амаласунта всегда была дерзкой, но чтоб такое…»

– А что же Сигриберт? Он ведь ее родной дядя! – спросила она, чувствуя, как леденеют губы и колет в груди. Но служанка поспешила успокоить ее:

– Господин Сигриберт – благородный человек! Он настоящий король… – девушка мечтательно закатила глаза, и видно было, что она сама мечтала бы оказаться в его постели хоть на одну ночь. – Говорят, он даже сразу протрезвел.

– Что же он сделал?

– Сначала он попросил госпожу Амаласунту уйти, а когда она отказалась, завернул ее в одеяло и приказал своим слугам отнести ее в ее комнату – дескать, ей стало плохо и она ошиблась дверью… А потом велел им стоять на страже у двери до утра. Она кричала, отбивалась, но ее все равно унесли.

«Теперь об этом знают все во дворце… – с горечью думала Гвендилена, – а совсем скоро будут знать и в Орне. Слуги молчать не станут. Вряд ли тогда Сигриберт сможет выдать замуж Амаласунту хоть за кого-нибудь, даже если захочет!»

– Подай мне платье, – приказала она, – и пойди скажи королю Сигриберту, что я хочу поговорить с ним, чтобы принести извинения за этот досадный случай.

– Это невозможно, госпожа, – ответила служанка, – господин Сигриберт уехал рано утром, как только рассвело. Он не пожелал более здесь оставаться.

«Ну да, конечно… Его можно понять! – со вздохом решила Гвендилена. – Не каждый день человеку приходится видеть собственную племянницу в своей постели».

– Подай мне платье, – повторила она, – я хочу поговорить с моей дочерью.

* * *

Она вихрем ворвалась в комнату Амаласунты. Дочь спала, обняв подушку, и выглядела при этом такой юной и невинной, что Гвендилена даже заколебалась на миг – а что, если все, произошедшее ночью, всего лишь чей-то злой навет или досадное недоразумение?

– Амаласунта, проснись! Расскажи мне, что случилось ночью!

Девушка открыла глаза и, увидев Гвендилену, скорчила недовольную гримасу.

– Ничего не случилось! Зачем ты меня разбудила?

На мгновение Гвендилена потеряла дар речи.

– Ничего? Ты влезла в постель к родному дяде и считаешь это ничего не значащей мелочью? О твоем позоре сегодня же будут судачить слуги во дворце, а завтра – весь город!

Лицо Амаласунты стало злым, глаза сузились, и даже нос как будто заострился так, что она стала похожа на хищного зверька – не крупного, но опасного и свирепого.