Венец для королевы проклятых

Хильдегард усмехнулся.

– И все же ты сказала мне больше, чем хотела! Ты хорошая девушка, Гвендилена… Хотя и очень плохая лгунья!

Гвендилена изо всех сил старалась сдержать смех, рвущийся наружу из глубины ее существа. Сейчас, когда ее жизнь и будущее висели на волоске, это было бы совершенно неуместно! «О да, мой принц, я плохая лгунья, – думала она, кусая губы, – и если бы ты знал, насколько плохая, то просто убил бы меня на месте!»

К счастью, принц понял ее по-своему. Он помолчал недолго и добавил:

– Да, ты совсем не умеешь врать, дорогая моя… Но я не стану наказывать тебя за это. Верность своим благодетелям – качество, которое в наши дни встречается реже, чем горный дракон!

Принц говорил, как обычно, насмешливо, но в его глазах Гвендилена видела совсем другое. Этот взгляд – удивленный и восхищенный – она запомнила навсегда.

– Благодарю, – кротко вымолвила Гвендилена, – если это все, что вы хотели сказать, я покорнейше прошу позволения удалиться.

Принц покачал головой.

– Нет… Останься.

– Мой господин желает еще что-то? – спросила она нежным, воркующим голосом.

– Да… Иди ко мне, – выдохнул он.

Глава 12

Поднимаясь по крутой лестнице в комнату Гилы, Гвендилена сильно запыхалась – совсем как в былые дни. Она уже давно сюда не наведывалась… В последнее время было слишком много хлопот.

После того как принцесса оказалась заточена в башне, все дамы и девицы из ее свиты пребывали в растерянности. Служанки еще исполняли свои обязанности – по привычке, механически, будто заводные куклы, – но на фрейлин страх и неопределенность дальнейшей судьбы действовали угнетающе.

Каждое утро они являлись в покои принцессы, как обычно, наряженные и причесанные… А потом весь день не знали, чем себя занять. Некоторые поначалу пытались браться за рукоделие, но отчего-то путались стежки, рвались нитки, и в конце концов пяльцы летели в угол. Бывало, между девушками вспыхивали беспричинные ссоры, да такие ожесточенные, что дело доходило до драк, бывало, что одна из них вдруг начинала плакать и другие подхватывали за ней, бывало, на кого-нибудь, напротив, нападало отчаянное веселье, неостановимый истерический хохот…

Даже твердокаменная толстуха Калеа вела себя странно. Теперь большую часть времени она проводила в отрешенном состоянии, не замечая ничего вокруг, уставившись в одну точку, и то шептала молитвы, прося всех богов спасти и сохранить Эвину, то часами разговаривала с ней, называя принцессу своей драгоценной пташкой, рассветным солнышком, нежным цветочком… Разумеется, раньше ей никогда не пришло бы в голову обращаться с госпожой в столь фамильярном тоне, но теперь на обезумевшую женщину никто не обращал особого внимания. Калеа нередко забывала поесть, и ей приходилось напоминать об этом, а когда наступал вечер и в замке гасили огни, служанки под руки отводили ее в спальню и укладывали в постель, как ребенка.

Только Гвендилена сохранила присутствие духа. Она знала, какое блюдо заказать к обеду, когда позвать наставника для принца Римерана или лекаря для маленького Альдерика, а главное – умела быстро и решительно пресекать ссоры и истерики более взбалмошных товарок. Никто не удивился, когда принц распорядился назначить ее алематир — так в замке именовали должность распорядительницы в женских покоях, заменяющей хозяйку в случае смерти, тяжелой болезни или длительного отсутствия.

– Только ты сможешь справиться с этим курятником, – сказал он ей в ту же ночь, ласково перебирая ее длинные волосы, – прекрасная женщина дарит радость, но та, которой можно доверять, – бесценное сокровище!

И со своей всегдашней легкой усмешкой добавил:

– Думаю, из тебя могла бы получиться вполне достойная королева!

После назначения Гвендилена получила особый знак – золотой медальон с изображением замка Кастель-Мар. Теперь она носила его постоянно, и служанки почтительно кланялись ей, а фрейлины приседали в реверансе, когда она входила в комнату, – не так низко, как перед принцессой в былые дни, но все же! Гвендилена кивала, улыбалась, называла их своими дорогими подругами… Но и сейчас она не забыла, как эти высокомерные девицы когда-то не удостаивали ее ни словом, ни взглядом, и хихикали, перешептываясь между собой, называя ее дикаркой и деревенщиной!

Из своей тесной каморки она перебралась в просторную и светлую комнату с видом на море. Вместо бедняжки Летты – о ее судьбе Гвендилена старалась не думать и рада была, что не видела, как стражники уводили ее после того, как нашли ту злосчастную брошку, – она приказала подыскать себе не одну, а трех служанок – совсем юных девушек, тихих, вежливых и исполнительных, умеющих причесывать госпожу, готовить ароматные притирания, следить за бельем и платьем… А главное – делать все молча и бесшумно исчезать, выполнив свою работу. Гвендилена твердо решила, что больше не станет фамильярничать с прислугой.