Венец Государя

Заорало радио, призывая пристегнуть ремни. Замигали лампочки, зашевелились пассажиры, самолет задрожал, выпуская шасси, и пошел на снижение, а я прильнула к иллюминатору. Нет более восхитительной картины, чем остров Козумель с высоты птичьего полета в ясный летний день. Кажется что неведомый умелец, развлекая себя, приклеил к желтоватому шелку клочки зеленого бархата и бросил ткань в мягкие волны. Коробочки отелей выстроились в аккуратный ряд вдоль побережья и пенящиеся белые волны почти касались их стен.

Мы мухой пролетели таможню и мгновенно получили багаж. Едва вышли их дверей маленького чистенького аэропортика, как нас тут же подхватило дребезжащее такси, и через 20 минут мы стояли перед стойкой улыбающегося портье гостиницы Плайа Азул.

В тот день я позволила себе забыть прошлое и не думать о будущем. Как только мы вошли в светлую, залитую солнцем комнату, где через распахнутые окна ветерок раскачивал невесомые белые шторы, счастливое волнение затопило меня. Сильные, но нежные руки развернули меня, и ласковые губы медленно коснулись моих…

Мы лежали в наступающей темноте неподвижно, изнуренные любовью и счастьем. Вадим не спеша закурил, а я следила за огоньком сигареты, который живым светлячком мелькал в медленно сгущавшихся сумерках и еле сдерживала слезы.

Как так получалось, что каждая моя встреча с Полонским носила отпечаток нереальности, как будто я попадала в заколдованную страну Великого Гудвина или видела упоительный сон наяву? В моей волшебной стране не было места предательству и одиночеству. Там царила вечная любовь и правило счастье. Я изо всех сил пыталась сдерживать слезы радости и грусти, потому что где-то очень-очень глубоко в душе знала, что этот день не повторится больше никогда. А может, мои слезы были вызваны чувством, которое я не захотела услышать много лет назад в Москве и не хотела слушать сейчас, чувством, которое нежно шептало о невозможности моей прекрасной любви?

Глава VI Взгляд из прошлого

Цепочка людей тянулась вдоль нижнего основания пирамиды. Шел дождь, дул противный ветер, и ночь, казалось, поглотила весь мир. Ноябрь месяц – не самое лучшее время в провинции Юкатан.

Незаметная непосвященному человеку дверь, скрытая среди фигур, украшавших основание пирамиды, открылась, и цепочка людей медленно втянулась в нее, вошла в маленькую комнату, ярко освещенную многочисленными светильниками. В середине комнаты стоял массивный, покрытый толстой скатертью стол. В помещении было тепло, сухо и приятно пахло травами. Мужчины быстро стянули промокшие одежды и встали вокруг стола: крупные белокурые и темноволосые воины, одетые в тонкие кольчуги. Один из них, седеющий, но все еще крепкий мужчина лет шестидесяти, жестом пригласил остальных присутствующих садиться. Рядом с ним уселся маленький сгорбленный старик в темном хитоне. На его груди поблескивало скромное золотое распятие.

Старый воин оглядел собравшихся. Его верная дружина, духовный отец, друзья, испытанные в боях, и сыновья друзей – все были здесь. Отсутствовал только старший сын Борис. Вот уже две недели князь не имел от сына никаких известий. Хотя, как говорится, отсутствие новостей – уже хорошие новости.

– Князь Георге, вести неутешительные, – начал тихим голосом старик-священник. – Испанцы пробираются в глубь страны. Местное население настроено миролюбиво, касики докладывают, что пока наши «гости» ведут себя пристойно. Но плохая новость заключается в другом. Жрецы волнуют население. Сильно волнуют… Надеются на возможность возвратить старые обычаи и ритуалы. Начались жертвоприношения и – где? В обсерваториях! И самое страшное, – он замолчал, печально вздохнул и продолжил: – людоедство! А мы бездействуем, князь.

Князь тоже тяжело вздохнул. С чем боролись… Больше тридцати лет прошло с того дня, как князь приехал в Юкатан царским наместником. Больше тридцати лет он старался искоренить то зло, с которым боролись почти три столетия его предшественники – идолопоклонничество и людоедство. Все зло от жрецов, вот ведь адово семя! Стоило ослабить хватку и нате вам – зло возвращалось. Нет, не даром год 1519 от Рождества Христова сулил одни неприятности.

Огромная Османская империя Русь – Золотая Орда стала расползаться как ветхая ткань. Начались волнения в западноевропейских провинциях и особенно беспокоила великого князя Московского католическая Испания.

После взятия Гранады двадцать лет назад и учреждения Святой Инквизиции король Арагона Фердинанд стал императором объединенной Испании и опасным соперником Руси-Орды. В Европе Фердинанд получил прозвище «католического короля», победы ударили ему в голову хмелем, и потянул он жадные свои ручонки к несметным сокровищам русской провинции в Новом Свете. Но с Фердинандом еще можно было договориться или припугнуть, а вот с его наследником Карлом мирный разговор не получается. Глядя на него, и Франция стала поднимать голову. Ах, хитрый Франциск! Клялся в верности, письма сладкие слал, крест целовал, а сам подспудно плел интриги. Франция с таким правителем – истинная беда для Московии.