Со вторым, тем, что упал первым, не так просто всё сложилось. Он как уткнулся лицом в траву, так и остался лежать вопросительным знаком. А для лучшего хода на спину перевернуть надо. Иван ухватил его одной рукой за рукав, второй за штанину, дёрнул на себя и от натуги половину припасённого в лёгких воздуха выдохнул. Тело подалось неохотно, словно уже на века тут улеглось, лицом вверх повернулось. Иван шарахнулся от взгляда выпученных, бессмысленных глаз, и перекошенного, в мучительном оскале, рта. А ведь не страшный был мужик, при жизни-то. В одну секунду отравой вон как перекосило! Заарканив и этого верёвкой, Иван затянул узел и вновь махнул тем, что наверху сигнала ждут. На этот раз подготовился к активным действиям покойника, даже не вздрогнул, когда бездыханное тело, судорожными рывками, наверх отправилось. Только тут и ужаснулся, как просто и деловито со скорбной работой управился. Кто бы подумал…
А живительное действие оставшегося в груди воздуха уже закончилось. В ушах зазвенело, картинка перед глазами размазалась и местами потекла, сердце в рёбра шибается, едва наружу не выламывается. Иван подхватил осиротевшие рюкзак и винтовку с травы – первый покойник своё барахло с собой уволок. На себя развешивать времени нет, так и потащил перед грудью, как девушку на ручках. Через пару шагов споткнулся о жердину какую-то, скосил наливающийся кровью глаз – второй винтарь! Обронил, покойничек… Схватил и его, всё остальное едва не растерял. И наверх, наверх!
Уверенности нет, но вроде как, возле этой кочки прошлый вдох делал. Перед тем, как в туман невидимый занырнуть. И не помер пока. Вдохнуть? Перебирая отяжелевшими ногами, тащил оцепеневшее тело наверх и всё боялся воздуху хлебнуть. Убеждал себя, что надо ещё шажок для верности, а лучше пару ещё…
Мир перед глазами перекосило, в сторону повело и утоптанной тропинкой об Иванов бок шмякнуло. Остатки воздуха из груди вылетели, а на его место, судорожно, с хрипом и бульканьем, ворвался свежий. Хотя… Иван зажмурился и замер, не зная чего и ждать. Не приходилось раньше от газа помирать, как это происходит – поди знай? Да и вообще: помирать дело незнакомое. А кому знакомое – молчат, не делятся. Самый хитрый, что ли? Всё на себе испытывай.
– Ну, чего развалился? – Меченый осторожно толкнул его самым носочком башмака. – Если подыхать собрался, скажи, чтобы мы зря не ждали.
– Поживу ещё, – просипел Иван сквозь тряпицу, потянулся сдёрнуть, но командир так рявкнул, что всё желание пропало.
– Ну-ка не трожь! Хватай всё барахло и дуй вон туда, на ветерок. Попрыгай, по бокам себя похлопай, шмотки потряси. Проветрись, короче. А уж потом платочек снимай. Да выбрось там, не вздумай сюда тащить!
– Понял, ага…
Командир из осторожности выждал часок и всё это время на Ивана покрикивал, если тот не очень активно от паров тумана избавлялся. Сжалился наконец, крикнул платок снимать и ещё подождал. Убедившись, что и без маски не дохнет парнишка, призывно помахал рукой. Иван притащил спасённое барахло, сбросил на траву возле бойцов, кружочком усевшихся, и сам в тот кружок аккуратно втёрся. Весёлый хмыкнул и осторожно шмыгнул распухшим носом. На хмыке из ноздри выперлась кровь пузырём, на шмыге обратно втянулась.
– Я ж тебе сказал, полоумному, с барахлом не связываться! Ну и чего ты всё это собирал, когда самому бы ноги унести?
– Не знаю, – вздохнул Иван. – Дома я бы к этому месту и близко не подошёл… Упаси бы Род от такой напасти! А здесь вот и в голову не пришло оружие и припасы бросать. Я тут с вами вовсе уж барахольщиком стал.
– Нормальным человеком ты стал! – поправил Меченый. – А то привыкли там, у себя: что душа пожелает – в репликаторе возьмём. А здесь быстро привыкаешь вещи ценить, за каждую тряпочку давиться.
– Эт-точно! – поддержал его Весёлый. – Но жизнь на тряпки менять все же не стоит.
– Вот и пойми вас!
– Умный поймёт, – убеждённо бросил командир. – А дураку и не надо, он всё равно долго не живёт. Будет только умничать зря. Ладно!
Хлопнул по коленям ладонями. Таким хлопком человека, среднего здоровья, ухайдакать запросто можно.
– С погибших барахло всё собрали? Тащи в одну кучу. И из мешков туда же. Ванька! Из своего мешка вали тоже всё в общий котёл. А то ишь, захапал себе все продукты!
– Чего?! – изумился Иван.
– Того. Продукты поровну разделим и свою долю каждый сам понесёт. Чтобы по честному всё.
– Вот же Мара дорогая! – воскликнул Иван огорчённо. – Там почти не осталось ничего! С самого начала-то нельзя было по честному?
– Нельзя! – отверг сомнения Меченый. – Всему своё время. А уж поклажу тяжёлую делить – особенно спешить не надо.
Оглядел кучу вещей на траве, кивнул Ивану.
– С тебя и начнём, пожалуй. Как с самого нищего. Подумать только, на тебе ж одни трусы свои, да и то из жалости оставлены.
– Ну, стыдно, конечно, – изобразил смущение Иван.