– Насмотритесь ещё, – проворчал Меченый. – Тут его отовсюду видно. А сейчас идти надо. Город высокий, потому и кажется, что близко. А на деле, до него ещё топать и топать. Вот и нечего хлебалом хлопать!
* * *
При ближайшем рассмотрении величие столичного города померкло, съёжилось, а там и вовсе завяло, как цветок без поливки. Оказалось, дома – просто дома, стены с крышами. Крыши покороблены, стены разрисованы… Улицы широкие, дороги ровные, но вместе с империей исчез и транспорт, что по этим дорогам ездил, а для пеших прогулок такая ширина ни к чему. Вот и взялись люди её зауживать палатками, лавками да ларьками. Получилось. Теперь не во всяком месте и вдвоём протиснуться удастся, если плечом к плечу попробовать.
Иван постучал подошвой ботинка по плите под ногами. Материал твёрдый, но подпружинивает слегка, ноги при ходьбе радует. И не скользит. С виду монолит, но вода на нём отчего-то не держится. Прямо перед Иваном неуклюжая девчушка в коротком, сером платьишке, не удержала в ручонках стакан с водой, под ноги плеснула. Жидкость в плиту впиталась, даже пятна мокрого по себе не оставила.
По вечернему времени, на улице люди толпами бездельными шарахаются. Погода благоволит, чего бы и не пользоваться? Одежонкой только праздничной не блистают. Редко-редко мелькнёт яркое пятно – юбочка или блузочка, но тут же и камуфляж с автоматом рядышком обнаружится. Чудо пёстрое охраняет. А люди попроще стараются внимания к себе не привлекать, у них цвета серенькие да коричневые всё больше в ходу.
– А чего это в обносках все? – удивился Иван. – Нищие все, что ли?
– Откуда здесь богатым-то взяться? – хмыкнул Меченый. Людской поток о него вдребезги разбивается, словно речка о замшелый утёс. Да и утёс этот на месте не стоит, сам норовит разбить чего-нибудь.
– Что они тут забыли, богатые твои? Нищие и есть.
– Целый город нищих?
– Отчего же? Всяких хватает. Вон бандиты кучкуются. Видишь, у которых рожи страшнее моей? Вот у них всё есть. Только ты на них особо-то не пялься, не любят. Знаешь, как собаки, если на них смотреть – беспокоиться начинают. А мне их беспокойство ни к чему, у меня патронов не залежи.
Иван вздохнул. Вот сейчас опять придётся вопросы глупые задавать, снова в дураки определят. А ведь обидно!
– На какие ж доходы люди тут живут? Кто-нибудь вообще в этом городе работает?
– А то как же?! – изумился командир. – Вон, проститутки вдоль стены стоят. Эти работают день и ночь, не сомневайся.
Иван глянул на девиц, что вдоль монолитной, благородно-серой стены выстроились. Чем-то неуловимо напоминают тех двух, на перевалбазе. Одежда другая, лица тоже, а взгляд тот же. Профессиональный. Как мазнёт, хоть мыться не беги.
– Не пойму, что за счастье – работа такая? – и плечами пожал.
– Есть и у них своё счастье. Те, что в лесу, на базах – сюда мечтают попасть, на место вот этих. Этим каждую ночь публичный дом на Сэли грезится, там клиент жирнее и жизнь спокойнее. А те, что на Сэли – к богатенькому дяде под бочок мечтают пристроиться. А ты говоришь! Целая лестница счастья!
Ухмыльнулся, на девиц даже не глянул.
– Да только, по этой лестнице вверх не ходят. По ней вниз, одно направление. Эти вот, кому они на Сэли нужны? Туда свеженьких с базара привезут. А эти здесь поизносятся и на перевалбазы, спиваться потихоньку. Если раньше не зарежут. А на базах… Там никто долго не живёт. Хотя, может оно и к лучшему, что недолго.
Иван посмотрел на работящих женщин. Одна: чёрненькая, фигуристая и крупногабаритная, пышной гривой вопросительно мотнула. Иван стеснительно ручки развёл – платить нечем. Чернявая жестом показала, куда он может идти, коль нечем. Иван философски покачал головой: уж месяц, как из этого места выбраться не получается. Поговорили.
Молча вышагивая рядом с Меченым, Иван по сторонам особо не глазел – не на что. На Астаре и не поверил бы, что так вообще жить можно, даже в поселеньице захудалом. А тут – целая планета. Только где она теперь, Астара?!
Вслед за лесными странниками в город воровато прокрался вечер. Вроде как за компанию. Меж домов жара дневная ещё хозяйничает, пыхтит недовольно, что баба безразмерная, а вдоль широких улиц ветерок погуливает уже прохладный. Да и солнце не поджаривает, смилостивилось. Или просто устало, иссяк запал.
– Меченый!
Невысокий, плотно сбитый мужичок выкатился на улицу из-под арки. Руками размахивает призывно, лысиной отсвечивает приветливо и брюшком потряхивает дружелюбно. Издалека видать – хороший человек! – подумалось Ивану. Такой и зарежет с улыбкой доброй.
– Да стой же, бродяга!
– О, Мотылёк! – Меченый распростёр объятия, в которых целая стая мотыльков могла запросто поселиться. – А говорили, ты помер давно!
– И мне говорили! – жизнерадостно подтвердил тот, пухлые щёки улыбкой сморщил. – А я не поверил. Если помер, так чего мне жрать каждый день хочется? Да не по разу ещё!
Меченый воспользовался тем, что лысина Мотылька оказалась на уровне груди, подышал заботливо на блестящий купол, старательно рукавом натёр. Блеснуло нестерпимо.
– Плешину не трожь! – пискнул придушенно добряк.
– Эт-любя!