Венец лжи

Я сглотнула, протолкнув страх вниз по горлу сквозь стальные тиски его руки. Даже сейчас мое тело завелось под его хваткой. Казалось, моим клеткам понравились чувственные ощущения, и они принимали за них любое крепкое сжатие.

— С чего бы мне сожалеть? — едва слышно произнесла я. — Что ты сделаешь? Убьешь меня?

Я сказала это небрежно, как бы невзначай. Эту фразу часто бросают без всякой задней мысли. Но вместо того, чтобы либо проигнорировать этот избитый вызов, либо признать, что он намного опаснее, чем я предполагала, Пенн одарил меня холодной, как ножи мясника, улыбкой.

— Возможно.

У меня подскочило сердце в порыве схватить телефон, чтобы позвонить в полицию. Но сейчас мною овладели другие ощущения. Если бы похоть имела цвет, то я уже несколько дней была бы окутана красным и розовым. Теперь же меня окружал черный и темно-темно бордовый, и единственное, чего мне хотелось, это забыть, кем я была, и стать тем, кем никогда не осмеливалась.

Выпрямившись под его пальцами, я намеренно задыхалась в его железной хватке.

— А что ты со мной сделаешь, если я пообещаю не лезть к тебе в душу, и признаюсь, что вообще этого не хочу? Что ты сделаешь, если я признаюсь, что использую тебя так же, как и ты меня? Трахнешь меня?

Пенн не сводил с меня глаз, не разжимал сдавивших мое горло пальцев.

— Я же сказал, что это и собираюсь сделать.

Из-за него я всегда оказывалась в неравном положении. Мне это надоело. Если я хочу отстаивать свою позицию, то должна быть собой, а не робкой маленькой девочкой. Собравшись с духом, я пробормотала:

— Тогда хватит грозиться, и давай с этим покончим.

Он судорожно сжал пальцы. Навалился на меня всем своим весом.

— Покончим?

— Да. Я хочу, чтобы ты меня трахнул, а потом оставил в покое.

С его губ сорвался легкий стон.

— Нельзя говорить такое на пустой улице.

— Почему нет? Мне кажется, пустая улица предпочтительнее многолюдной. Здесь никто не смотрит.

Пенн покачал головой, ему на лоб упали темные пряди.

— На многолюдной улице я вынужден держать руки при себе, — он рывком притянул меня ближе, его пальцы скользнули с шеи мне на грудь, а левая рука обвилась вокруг моей талии.

Сумка с образцами секс-игрушек с тихим стуком приземлилась на тротуар, рука Пенна принялась настойчиво массировала мою плоть, а его большой и указательный пальцы сжали мой сосок.

— А на пустой я могу тебя развернуть, задрать юбку и спокойно трахнуть.

Я вздрогнула.

Это звучало так непристойно.

Но так круто.

Из последних сил пытаясь не потерять рассудок, я оглядела стоявшие вокруг здания. В окнах наверху мелькали слабые очертания людей и редкие всполохи движений.

— Нас увидят, независимо от того, видим мы кого-нибудь или нет.

Пенн проследил за моим взглядом, запрокинув голову и обнажив шею. Его пальцы дернулись у меня на груди.

— Ты права.

Он убрал руки и сделал шаг назад.

— Жаль.

Подхватив сумку, Пенн снова направился по улице, таща меня за собой.

— Ты здесь живешь?

Пенн кивнул и достал из кармана ключ.

— В смысле, во всем здании? — я посмотрела на мини-небоскреб с высокими окнами и выцветшим сине-зеленым фасадом.

— Тут нужен ремонт, но именно поэтому я его и купил.

Он повернул старинную дверную ручку и потянул меня в фойе с квадратной люстрой, облупившимися обоями и плиткой в стиле арт-деко. Потолок величественно уходил ввысь, а широченная лестница спиралью поднималась на несколько этажей.

— Вау.

Пенн отпустил меня и, подойдя к стене, щелкнул бронзовым выключателем, от чего помещение волшебным образом озарилось светом. Тихий щелчок разбудил бесчисленные, покрытые серебристой пылью лампочки.

— Как я уже сказал, ремонт еще не закончен, — он снова схватил меня за запястье и потащил вверх по лестнице.

Пенн не дал мне возможности восхититься оригинальной красотой интерьеров или спросить, когда он купил этом потрясающий дом. Как будто это здание для него не существовало. Как будто для него имела значение только я.

Мы молча поднимались все выше и выше. Пенн не остановился ни на втором, ни на третьем, ни на четвертом этаже. Он продолжал тянуть меня все выше, пока мы не оказались на десятом или одиннадцатом этаже и не отперли еще одну дверь в обшарпанном, изъеденном молью коридоре.

Мы словно шагнули в другой мир.

Перенеслись на машине времени в великолепные апартаменты с очарованием стиля ар-деко, декором 1930-х годов и безупречной обстановкой.

Открыв рот от удивления, я прошла дальше.

— Это ... это невероятно.

— Конечно. Это же мое, — Пенн закрыл за собой дверь и проследовал через комнату. — Так же, как и ты.

Он стиснул обрамленную легкой щетиной челюсть.

— У меня только невероятные вещи.

Я почувствовала, как дрогнуло мое сердце.

Это что, своеобразный комплимент? Намек на то, что в действительности он видит во мне нечто большее, чем просто сексуальное удовлетворение?

«Не болтай ерунды. Твое сердце ошибается. Оно в творческом отпуске, исследует мифы о любви и не находит убедительных доказательств ее существования».