Венец многобрачия

Он стоял в проеме кухонной двери с достаточно решительным видом, а рядом находился Гораций и рычал негромко, но мощно, как двигатель гоночного автомобиля.

– Это еще кто у тебя тут? – поинтересовался коренастый, но без прежней агрессивности в голосе.

– Муж, – коротко, но злорадно ответила я.

– Какой муж, фиалка-магнолия? Нету у тебя никакого мужа!

– Справочки навели? – ядовито поинтересовался Олег. – Я вот тоже справочки навел. Так вот, Костя Орловский о вас и слыхом не слыхал и очень заинтересовался, кто это у него тут самодеятельностью занимается. Ему вашу внешность в ярких красках описали, и он обещал разобраться…

При этих словах красномордых словно ветром сдуло. Я удивленно огляделась – от них не осталось и следа, и дверь сама собой закрылась. Не приснились ли они мне вообще? Но нет, вон мой бывший благоверный стоит, надувшись, и сейчас опять будет воспитывать.

– Ты что же это делаешь? – Похоже, он разозлился всерьез. – Знаешь ведь, в какое время живем, а пускаешь черт-те кого! В глазок лень заглянуть?

– Да я в твоем присутствии расслабилась! Обычно я такого себе не позволяю!

– Господи, какое легкомыслие! Я теперь тебя вообще боюсь одну оставить…

Очень мне не понравился его тон. Как будто я уж совсем выжила из ума. Но вместо того чтобы скандалить, я решила быть спокойной.

– Тебя жена не заждалась? – невинно поинтересовалась я. – Домой не пора тебе?

– Домой пора, – согласился Олег, – но насчет жены это еще неточно, возможно, я передумаю.

– Или она, – поддакнула я, – хотя ведь у тебя же чертова прорва достоинств…

– И не надейся от меня избавиться, – строго сказал Олег, – я чувствую за тебя ответственность.

– Перед обществом? – начала было я, но потом мне надоела наша перепалка и я спросила, чтобы переменить тему:

– А откуда ты знаешь Костю Орловского?

– Какого Костю? – Он искренне удивился.

– Ну ты же сам сказал только что этим, красномордым… Что Костя Орловский про них ничего не знает…

– А, это! – Олег рассмеялся. – Константин Орловский – художник начала прошлого века, и он действительно про этих краснорожих ничего не знал и теперь уже, конечно, не узнает. Но это – чистая психология, действует на такую шантрапу безотказно. Видно же по ним, что мелкое жулье, ничего серьезного…

Все-таки у Олега масса достоинств, несмотря на то что он ужасно любит меня воспитывать. Жаркое по-мексикански сделало бы честь шеф-повару ресторана «Метрополь». Возможно, поэтому я с Олегом и развелась – на фоне его бесчисленных достоинств у меня начал развиваться комплекс неполноценности…

Олег ушел, провожаемый потоком благодарностей, и не успела я запереть за ним дверь, как явилась Луиза. Сегодня она была непривычно тихая и как-то странно крутила головой, как будто не могла избавиться от навязчивого воспоминания. Я же, радуясь, что это последняя наша с Луизой встреча, была сегодня достаточно любезна.

– Вот ваша статья, – я протянула Луизе три листочка, сколотых скрепкой.

– Да-да, конечно, – рассеянно поблагодарила она. – Но если у меня еще возникнут вопросы, я вам позвоню.

Мы постояли немного, помолчали, я рассматривала ее исподтишка. Сегодня на Луизе были серые брючки и желтые тапочки. А пиджачок тот же самый, от костюма, пестренький, и в этаком прикиде очень она напоминала курочку Рябу. Я уже не скрывала, что жду, когда она уйдет. А Луиза вдруг оживилась, затараторила:

– Мне было так приятно сюда приходить, в этот кабинет, где мы так плодотворно работали с Валентином Сергеичем… С этой квартирой у меня связаны самые лучшие воспоминания… и так далее.

Я нарочно зевнула и демонстративно поглядела на часы.

– Ой, какой дождь сильный пошел! – воскликнула Луиза, поглядев в кухонное окно. – Ну, раз сильный, то скоро пройдет, а то я зонтик забыла.

– Наоборот, он затяжной, теперь до утра, – возразила я, надеясь, что наглость Луизы все же имеет пределы, и она не попросит оставить ее ночевать. Луиза же, обежав на прощание, как она говорила, всю квартиру, нашла в дальней комнате Горация и опять принялась тискать его уши. У меня возникло сильнейшее желание, чтобы Гораций наконец озверел и покусал ее как следует, но я тут же подавила эту мысль, потому что представила, что после Горациевой трепки Луиза прикинется нетрудоспособной, станет меня шантажировать и вообще никогда не уберется из моей квартиры.

Гораций с трудом высвободился и ретировался под диван. Луиза, внимая моему суровому взгляду, побрела в прихожую.

– Скажите, Лариса, – она посмотрела на меня осмысленным взглядом, – а вы никогда…

– Никогда! – заорала я, потеряв терпение. – Луиза Семеновна, мне надо работать! С вашими поисками я угробила кучу времени… И теперь, получив требуемое, вы не уходите, а продолжаете рыскать по квартире. Что вам еще…

– Ох, простите. – Луиза не дала мне договорить, опять засуетилась и начала тараторить: