Венец одержимых. Золотые миражи Востока

И тут ее охватило отчаяние, жизнь показалась бессмысленной и ненужной. Азартное стремление познать мир привело ее сюда, на край света. И здесь судьба дала ей все, чего может пожелать смертный. И как истинная хозяйка жизни, она забрала подаренное обратно, оставив свою жертву в горьком одиночестве и с исчезающим вкусом радости в сердце.

Она огляделась. Вокруг было безмолвное море, вверху голубело равнодушное небо, одинокий пенистый след корабля терялся в туманном просторе. В один миг исчезло все, что держало ее в этом мире…

Вдруг она заметила в складке платья чудом уцелевший багряный лепесточек розы. Она осторожно извлекла его и сжала между пальцами. Сладкий аромат ранней весны и свежести закружил ей голову, и она пошатнулась. Подоспевшие служанки подхватили госпожу, отвели ее в каюту и вызвали лекаря. Он осмотрел больную и доложил взволнованному Людовику:

– Сир, королева много времени провела на солнце. Согласно учению великого Авиценны, его лучи сгущают кровь и приводят к недомоганию. Ей нужно два-три дня покоя и все бесследно пройдет.

Король с сомнением покачал головой и отпустил целителя.

Паломники прибыли в Тир, где остановились в ожидании пополнения из Франции. Чуть позже из Константинополя вернулся Конрад и расположился в Акке, также дожидаясь подмоги. Наконец, корабли привезли новые отряды рыцарей, и христианские предводители собрались на совет. Французскому королю и германскому императору было важно выиграть хотя бы одно сражение, чтобы с чистой совестью вернуться домой. Король Иерусалимский, поддержанный баронами и прелатами Святой земли, предложил объединить силы и нанести решающий удар на Дамаск. Так и решили. Собравшись в Тиверии, объединенная армия христиан выступила в поход.

Тем временем эмир Дамаска призвал на помощь атабека Нур ад-Дина и тот стремительным броском вышел на северный фланг наступающих. Атаковать мощную крепость, имея рядом сильную мусульманскую армию, было бы чистым безумием и крестоносцам пришлось отступить. Плохо зная местность, они заблудились среди густых садов и множества каналов и понесли тяжелые потери. В Тиверию вернулись малые остатки прежнего войска.

В полном расстройстве Конрад бросил безнадежное дело и с уцелевшими людьми отправился на родину. Людовик задержался в Палестине на несколько месяцев, но покинул ее столь же бесславно, подведя тем самым черту под самым большим делом своей жизни.

Жарким летом они с Алиенорой высадились в Калабрии, где их с распростертыми объятиями встретил сицилийский король Роджер. Он сообщил Людовику хорошую новость: весь христианский мир негодовал на византийцев за их предательство, приведшее к краху столь блистательно начавшегося священного похода. Роджер понял, что настал очень удобный момент сокрушить ромеев, извечных врагов сицилийцев. Все свое красноречие он направил на вовлечение французов в союз против изменников. Он обещал поделиться с Людовиком будущей добычей и клялся оказать ему всю возможную помощь в дальнейшем продвижении на Восток. Но король не поддался уговорам и отказался от выгодного предложения.

После приключений в Антиохии Людовик коротко и сухо общался с Алиенорой, лишь иногда встречаясь с ней за обедом. Однажды, заканчивая очередную тягостную трапезу и приступая к десерту, он взглянул на жену и невольно улыбнулся: она напомнила ему рыжую пушистую белку, увлеченно грызущую любимые орешки.

У него были плохие новости для нее, и он засомневался, стоит ли начинать неприятный разговор, но вспомнил о сердечной ране, полученной в гостях у князя де Пуатье. С того злополучного дня ее душа была мертва для него, и он чувствовал это всем своим существом! Известная притча гласит: «Ревность – это ярость мужа, и не пощадит он в день мщения!» Сами собой отпали все сомнения, и он с деланным безразличием сообщил супруге:

– Из Антиохии прибыли купцы…

Она насторожилась, оставила орешки и бросила на него вопросительный взгляд.

Делая паузы между словами, он сказал:

– И привезли… невеселые… известия… Как будто от той самой совы, о которой говорил де Пуатье…

Щеки ее слегка побледнели, и она опустила глаза.

Он взял кубок с вином, сделал глоток и продолжил:

– После нашего отплытия он возобновил войну с Нур ад-Дином… Но сражался на редкость неудачно… Видно, чем-то прогневил Господа… – Людовик бросил на Алиенору испытующий взгляд. – В битве при Инабе он потерпел жестокое поражение…

Ее губы дрогнули, и она растерянно посмотрела на короля.

Он повертел кубок перед собой, поставил его на стол и мрачно проронил:

– Он сразился с одним из полководцев атабека и получил в сердце смертельный удар копьем… – он помедлил, как будто что-то вспоминая. – Кто бы мог подумать, что ему выпадет жребий того самого любвеобильного соловья, который погиб от шипа розы…

Ее пальцы нервно сплелись.

Он отодвинул от себя кубок и как бы нехотя, продолжил:

– Победитель отрубил светловолосую голову князя и преподнес ее Нур ад-Дину, а тот отправил ее в Багдад, в подарок халифу… В серебряном ларце…

Она в ужасе закрыла глаза.

Сдерживая закипающее негодование, он закончил: