Венец скифского царя

– О чем ты говоришь, сестра?

Вместо ответа мать Кемериса дважды хлопнула в ладоши.

Полог в глубине кибитки снова приподнялся, и из-за него выскользнула юная девушка ослепительной красоты. По плечам ее змеились золотые волосы, большие глаза, синие, как два индийских сапфира, смотрели кротко и выжидательно.

– Кто это? – проговорил вождь, когда прошло изумление от появления незнакомки и оторопь от ее красоты.

– Это пленница из далекой греческой земли, – ответила мать Кемериса, довольная тем впечатлением, которое гречанка произвела на ее брата. – Она сделает то, что нам нужно. Она принесет нам священный венец предков.

Произнеся эти слова, женщина махнула рукой, и прекрасная гречанка удалилась за полог. Вождь проводил ее затуманенным взглядом, затем проговорил:

– Да, ее красота разит сильнее смертоносной стрелы! Однако надежна ли она, сестра? Не предаст ли она нас? Не перейдет ли она на сторону наших врагов?

– Нет, – ответила женщина, и рот ее стал жестким, как лезвие ножа. – Я умею управлять людьми, как опытный возница управляет упряжкой. У меня есть то, что очень нужно этой гречанке, то, из-за чего она сделает все, чего мы захотим.

– Что же это?

– Ее ребенок.

Этой ночью Лене приснился странный сон.

Ей снилось, что она идет по незнакомой улице. По сторонам этой улицы были не дома, а всевозможные ларьки и прилавки, на которых торговали игрушками и украшениями, сластями и экзотическими фруктами, пряничными домиками и фигурками, в общем, всем тем, чем обычно торгуют на праздничных ярмарках.

Однако странная это была ярмарка, странная торговля, и странные продавцы стояли за прилавками. Они были совершенно неподвижны, словно не живые люди, а восковые фигуры. По другую сторону прилавков стояли такие же неподвижные покупатели. Кто-то держал в руке яркую игрушку, разглядывая ее, словно размышляя, стоит ли ее покупать, кто-то достал кошелек, чтобы расплатиться, да так и замер, не завершив это несложное движение. В дальнем конце торговой улицы Лена увидела духовой оркестр. Музыканты тоже застыли, как изваяния. Один замер с прижатой к губам сверкающей трубой, другой – с палочками, зависшими в воздухе над барабаном. Казалось, кто-то заколдовал всех этих людей, как свиту спящей красавицы в сказке. Не хватало только сказочного замка, увитого плющом.

Лена шла мимо этих ларьков, удивленно глядя на замерших, окаменевших людей, и вдруг услышала за своей спиной чьи-то приближающиеся шаги.

Она обернулась – но никого не увидела.

Только неподвижных, застывших, заколдованных людей, восковые фигуры, свиту спящей красавицы…

Она снова пошла вперед – и снова услышала за спиной неотступные, неотвратимые шаги.

Она опять остановилась и обернулась быстро, как только могла, – и на этот раз успела разглядеть, как за одним из прилавков спрятался человек. Лицо его было скрыто ярко раскрашенной маской, из тех, которые надевают дети на новогодний праздник. Это была маска забавного ухмыляющегося тигренка.

Лена пыталась вспомнить, где она видела точно такого же веселого тигренка… совсем недавно… ей казалось очень важным, необходимым это вспомнить.

И в это время она проснулась от назойливого, бесконечного, навязчивого звонка.

Она подскочила в кровати, как пружинный чертик, открыла глаза и тут же успокоилась. Это был всего лишь будильник.

Лена прихлопнула его, как назойливого комара, окончательно проснулась и отправилась под душ.

На работе ее уже дожидался Василий.

Василий был не то чтобы туповат, просто слишком наивный и непосредственный для взрослого человека. Да и для ребенка, пожалуй, тоже. Иногда коллегам казалось, что он остановился в развитии примерно в пятилетнем возрасте, до того примитивными были его повадки. Василий обожал мелкие приколы типа подкладывания на стул канцелярской кнопки, приклеивания сзади на воротник бумажки с надписью «Я – дурак» или что-то в этом роде.