Венец скифского царя

– Может, и будут люди вспоминать, да только невелика была наша отвага. Хитростью взяли мы город, а хитрость – не наша доблесть, вавилонянин. Хитрость – твое ремесло.

– Что же в этом плохого? Твою доблесть сложили мы с моей хитростью и получили славную победу!

– Так-то оно так, да только плоды этой победы достались вам, вавилонянам!

– Негоже так говорить, царь! Негоже вносить разлад между союзниками! Вместе совершили мы великое деяние. Хитростью и отвагой взяли мы Ниневию, и сам ты сказал, что хитрости в этой победе было больше, чем отваги. А хитрость – наша доблесть, царь! Вы, скифы, люди простые, к хитростям неспособные. Так что по справедливости нам и причитается большая часть добычи. Потому мы и взяли себе царские сокровища.

Но твои люди, царь, тоже не в обиде: они взяли себе имущество богатых горожан, а в Ниневии богатых было немало. Каждый из твоих воинов немало унесет в своей седельной сумке.

И еще одно мне приказано тебе передать…

– Кем приказано, вавилонянин?

– Владыками моего города, великого Вавилона, и жрецами моего бога, великого Баала.

– Что же велели передать мне твои хозяева?

– Велели они передать: пусть сегодня и завтра хозяйничают скифы в Ниневии, а на третий день, когда солнце будет клониться к западу, владыки Вавилона устроят для вас небывалый пир. Такой пир, какого не видел прежде ни один из скифов. Знатно угостим мы тебя, царь, и лучших твоих людей, но и всех прочих не обидим.

И на том пиру я вручу тебе, царь, подарок. Подарок, достойный великого царя.

Лена ахнула и попятилась.

Перед ней, посреди залитой лунным светом комнаты, стоял тот самый человек, который пугал ее ядовитыми пауками. Тот самый человек, который уехал к ней домой, чтобы проверить куртку ночного водителя.

– Да, с курткой ты меня, конечно, обманула, – проговорил он укоризненно, – но теперь это уже не имеет значения. Ведь ты сама нашла тайник, который я безуспешно искал несколько лет, и сама принесла мне венец! Что ж, за это я, может быть, сохраню тебе жизнь. Хоть ты и убила мою помощницу – но я это, так и быть, прощу. Честно говоря, она мне никогда не нравилась.

– Я ее не убивала, – возразила Лена, – ее убили ваши пауки.

– Теперь это не важно! – Мужчина сделал шаг вперед.

Он двигался медленно, как будто преодолевал какое-то сопротивление, как будто лунный свет замедлял его движения, как он замедлял Ленины движения несколько минут назад.

– Вот еще что… – проговорил он, чуть заметно поморщившись. – Расскажи мне, как это тебе удалось?

– Удалось – что? – переспросила Лена, следя за его приближением.

Теперь она не испытывала перед этим человеком того страха, какой чувствовала прежде, в его паучьей оранжерее. В ней появилось что-то новое, и это новое придало ей силы.

– Не придуривайся! – рявкнул мужчина, которому надоело изображать доброго дядю. – Ты понимаешь, о чем я! Как тебе удалось найти этот тайник? Как тебе удалось отыскать венец?

– Сначала вы. Расскажите мне, как вы его искали, и вообще, что вы о нем знаете.

– Ты не в том положении, чтобы торговаться! – выкрикнул мужчина, но затем взял себя в руки, притушил гнев в глазах и снова заговорил мягко, обволакивая Лену своими словами, как паук обволакивает паутиной пойманную муху: – Этому венцу много, много сотен лет… да что – сотен, ему несколько тысячелетий! Его носили вожди скифов в те далекие времена, когда Рим был еще грязной захолустной деревенькой, в те времена, когда греческие племена осаждали Трою, а Гомер только начинал складывать свои великие поэмы.