Венец судьбы

— Потому что Оберон жил тысячи лет назад, Синтия, — мягко объяснил он, касаясь моей щеки, чтобы убрать выбившиеся волосы, которые прилипли к моему лицу от беззвучных слёз. — Он жил, когда были созданы первые существа, те, что в храме. По слухам, он был среди жертв, которых я показывал тебе, когда делал предложение. Предания гласят, что он создал пару с одной из первых, созданных женщин-Фейри. Я предполагаю, что он женился на Благой королеве, и у них родился сын. Если он — их ребёнок, то был там более десяти тысяч лет. Ашер сказал, что им потребовалась почти тысяча лет, научиться владеть силой. У Малахии было девять тысяч лет, чтобы отточить мастерство. Им потребовалась тысячи лет, чтобы получить силы, и ослабить тюрьму, прежде чем смогли сбежать. Тебе же всего двадцать, чтобы понять, как сбежать. Ты — моя жена, а не какое-то бесчувственное существо. Ты — моя крутая жена, которую невозможно сдержать.

— Почему ты не кричишь на меня? Я делала нечто ужасное. Было бы намного проще, осуди ты меня, и мы начали жить дальше.

— Нет, тебе было бы легче ненавидеть меня, осуждай я твои действия Ты поступила так не из злобы или неверности. А чтобы выжить и напомнить себе, что нужно вернуться ко мне. Ты вернулась, Синтия. Вернулась домой, даже не зная, что это твой дом. Так не поступил бы монстр. Вот что такое любовь, верно? Она бесконечная и всепоглощающая. Однажды я потерял тебя и снова почувствовал ту боль, когда смотрел на труп, лежащий на дне той ямы. Я был готов отпустить тебя, потому что ты была жива. Я люблю тебя так, чтобы смириться с фактом твоего возвращения, но потом Лукьян попросил об одолжении. Он заставил Танатоса выследить монстров Малахии в том туннеле, и разорвал их всех на части. Он взял то, что они украли у тебя, и вернул обратно. А потом Синтия, Наёмница, оседлала мой член, намереваясь убить меня, и я ещё больше влюбился, хотя ты и повторяла… причём много, ругательств подростков.

— Это был действительно неловко, и, честно говоря, я повторяла их потому, что они сводили Олдена с ума.

— Ты хотела убить Эдриана и несколько раз пыталась проткнуть его колом.

— Очень-очень неловко, — призналась я.

— В семнадцать, ты была совсем другой, Питомец.

— Я устала. — Я перевернулась и придвинулась немного ближе, но не прикасалась к Райдеру. — Если я убью тебя во сне, никогда себе этого не прощу, но виноват будешь только ты.

— Ты не можешь убить меня, я же Бог. Спи, ведьма, — приказал он.

— Богиня, я больше не занимаюсь всей этой магической шушерой.

— Да, я почти скучаю по ней. Жизнь была намного проще, когда мы ненавидели друг друга.

— Ты был чертовски сексуальным, когда я тебя ненавидела, — призналась я.

— А сейчас я не сексуален? — спросил он обиженным тоном.

— Сексуален, но в злобном смысле. Похоже на «я тобой владею».

— Хм… С этим я могу жить

— Спи уже. Ты неисправим.

— Я люблю тебя.

— Я… Я устала. — Мой тон был наполнен эмоциями, и потребовалось много усилий, чтобы скрыть их от него. Веки отяжелели. Он молча положил руку мне на бедро, защищая единственным доступным ему способом от кошмаров.

— Ну, спи. Я рядом. Спи, а я буду обнимать тебя и держать монстров на расстоянии, чтобы ты могла отдохнуть.

Глава 13

Ристан держал сына на руках, всё ещё не желая позволять никому, кроме матери, Аланны — несмотря на то, что она — злобная сука, которая жаждала трона и короны Райдера — держать малыша. Но то, что Ристан начал позволять кому бы то ни было помогать — прогресс. Я вновь посмотрела на карту перед собой, и убрала с неё кусочки, рассеянно бормоча, когда Райдер и Элитная Стража удивлённо подняли головы.

— Синтия, что ты делаешь? — спросил Райдер, смотря на меня.

— Бесполезно что-либо планировать. Маги знают наши ходы раньше, чем мы сами, — проворчала я, протягивая руку за спину, чтобы почесать место, откуда стремились вырваться крылья. — Вил знает наши планы. Как? Нас охраняют, в комнате, которая защищена, но они всё равно знают все стратегии и каждое движение ещё до того, как мы выйдем за ворота. Это необъяснимо.

Я протянула руку, снова почёсывая место, откуда крылья пытались развернуться. Я училась принимать факт, что теперь у меня есть крылья. Я отказалась от идеи отрезать их, тем более что Райдер предупредил, что отрастать они будут чертовски болезненно. Дело не в том, что это не круто; а в том, что они чертовски чесались, и иногда я чуть не протыкала людей, потому что они раскрывались, когда я расстраиваюсь или переживала любую другую сильную эмоцию. А ещё у меня не было такой роскоши, как время, чтобы научиться ими пользоваться.

— Значит, Вил может видеть нас, или мы ещё избавились не от всех его шпионов, — возразил Райдер.