— А потом… Потом я снова проснулась, на этот раз оттого, что кто-то дико визжал. Это была прислуга, которая пришла утром в субботу и нашла… И нашла нас в спальне! Я сразу не поняла, в чем дело, привстала — и увидела, что сжимаю в руке нож. Нет, не этот кривой кинжал, который был у людей в белом, а нож для птицы из нашей кухни. А вокруг все было в крови! Причем прислуга, кажется, подумала, что я решила на нее напасть, потому что с дикими воплями убежала прочь. А пока она звала на подмогу прочих наших работников, я осмотрелась. И увидела, что рядом со мной, на пропитанных кровью простынях, лежит… — Она вздохнула и выпалила: — Лежит Толик! Точнее, то, что от него осталось! Я сначала подумала, что это освежеванная свиная туша. А оказалось потом — его тело. Потому что эти гады… Они же выпотрошили моего Толика… Они…
Она снова заплакала, а Женя, потрепав ее по руке, сказала:
— Остальное я читала в деле. Фотографии с места преступления, конечно же, шокирующие.
Кристина крикнула:
— Так если бы только это! Прислуга вызвала полицию, меня прямо там, в спальне, около трупа Толика и повязали. Кажется, у меня была истерика, я что-то кричала, сопротивлялась, на кого-то из этих полицаев с ножом кидалась. Да, наверное, так и было, но ведь я была сама не своя! Это же не моя вина…
Женя взглянула на часы — у них оставалось шесть минут.
— Они же у меня в желудке нашли… Нашли остатки человеческого языка! Языка Толика! У него ведь, бедняжечки, язык отрезали! Ужас, да и только! Ну, меня сразу в каннибалы и записали! Теперь понятно, почему от меня все отвернулись? Почему все уже сейчас на мне поставили клеймо: «чокнутая людоедка».
Евгению же занимали не эти сантименты и не переживания Кристины, а нечто другое.
— Как язык вашего мужа, пардон за натуралистический вопрос, мог попасть к вам в желудок? Вас что, заставили его съесть?
Кристина пожала плечами, а Женя подумала о том, что вряд ли, когда Кристина была в отключке, кто-то мог палочкой пропихнуть ей отрезанный язык в гортань. Остались бы следы, да и Кристина бы элементарно задохнулась!
— А кормят тут отвратительно! — зашептала Кристина. — Вы можете сделать так, чтобы меня этой бурдой не потчевали? У меня же диета, не могу я постоянно есть эту пшенную кашу!
Женю вдруг осенило, и она спросила:
— Что вы ели во время романтического ужина в гроте у бассейна?
Кристина наморщила лоб:
— Ну, жаркое было из оленины… Под соусом тартар… Прелестный грибной салат, грибы Толик очень даже любил, на десерт…
Женя перебила ее:
— Жаркое из оленины? Под соусом тартар? То есть все такое острое, что вы, собственно, не знали, что едите? Да еще соуса, наверное, на тарелке было много, и он все скрывал… И все это при колеблющемся свете свечей…
Кристина побледнела, понимая, к чему ведет Женя, а потом, прижав руки к горлу, наклонилась вбок и стала громко рыгать.
Что ж, понятно,
А кто сказал, что язык, что нашли в желудке Кристины,
— Боже, они подсунули нам язык во время ужина… — стонала Кристина. — Но как же так…
— Не вам обоим, а только вам, Кристина, — поправила ее Женя, — потому что вашего несчастного мужа, конечно, потом отправили на вскрытие. Хотя убийца и так вскрыл его до этого и разложил внутренности по всей спальне. Но если бы в желудке у него нашли человеческий язык, то это бы вызвало массу ненужных вопросов. Язык требовалось найти только у вас!
— Но каким образом… — начала Кристина, а потом сама же дала ответ на этот вопрос: — Это же все она, наша кухарка. Вот ведь стерва! Это она!
Женя поняла, что Кристина права — это все новая кухарка.