Венец

Вчера вечером ее охватил невероятный страх, когда они ужинали в Сюндбю и она встретилась взором с потухшим взглядом Бьёрна, сына Гюннара, устремленным на нее и на Эрленда, — глаза его не мигали и не двигались. Господина Бьёрна вырядили в рыцарское платье — он выглядел в нем словно мертвец, возвращенный к жизни заклинаниями.

Ночью она лежала вместе с фру Осхильд — та была из всех свадебных гостей ближайшей родственницей жениха.

— Что с тобою, Кристин? — сказала фру Осхильд немного раздраженно. — Уж додержись до конца и не падай так духом!..

— Я думаю, — дрожа сказала Кристин, — обо всех тех, кому мы причинили зло, чтобы дожить до этого дня…

— Вам и самим-то тоже жилось не очень хорошо, — сказала фру Осхильд. — Во всяком случае, Эрленду! А тебе, пожалуй, было еще хуже!

— Я думаю о его беззащитных детях, — сказала невеста все так же, — мне хотелось бы знать, известно ли им, что их отец справляет сегодня свадьбу.

— Думай о собственном ребенке, — сказала Осхильд. — Будь рада, что празднуешь свадьбу с его отцом!

Кристин некоторое время лежала молча, словно проваливаясь в пропасть головокружения. Было так странно слышать о том, что наполняло ее мысли каждый божий день на протяжении с лишком трех месяцев и о чем она не могла произнести ни слова ни одной живой душе. Но это помогло ей только на короткое время.

— Я думаю о той, которой пришлось поплатиться жизнью за любовь свою к Эрленду, — прошептала она дрожа.

— Ты сама можешь поплатиться жизнью еще до того, как станешь на полгода старше! — резко ответила фру Осхильд. — Радуйся же, пока можешь!.. Что же мне сказать тебе, Кристин, — вымолвила старуха в отчаянии, — или ты теперь совершенно потеряла мужество? В свое время от вас потребуют, чтобы вы расплатились за все, что вами взято от жизни, можешь не беспокоиться!..

Но Кристин чувствовала, что все рушилось в ее душе, обвал за обвалом сносил ту постройку, которую она возвела после того ужасного дня в Хэуге. В то первое время она слепо и безумно думала о том, чтобы продержаться еще, чтобы продержаться еще хоть один лишний день. И она продержалась, пока наконец не стало легче, а потом и совсем легко, когда она отбросила от себя все мысли, кроме одной: наконец-то наступает день их свадьбы, свадьбы с Эрлендом!

Они с Эрлендом стояли рядом на коленях во время службы. Но все казалось Кристин каким-то видением: свечи, картины, отблески на сосудах, священники в белых полотняных одеждах и коротких накидках. Кристин словно во сне видела всех этих людей, которые знали ее в ее прежней жизни и стояли теперь тут, рядом; в своих непривычно праздничных нарядах, переполняя всю церковь. А господин Бьёрн стоял, прислонясь к колонне, и смотрел на брачащихся своим мертвым взором — Кристин чудилось, что и другой мертвец должен был бы появиться вместе с ним, рука об руку!

Кристин сделала попытку смотреть на изображение святого Улава — он стоял белый, румяный и прекрасный, опираясь на секиру и попирая ногами свое собственное грешное человеческое естество, — но господин Бьёрн невольно притягивал к себе ее взгляд. А рядом с ним она видела мертвое лицо Элины, дочери Орма, — равнодушно глядела она на них. Они растоптали ее для того, чтобы прийти сюда, и она уступала им путь!

Мертвая поднялась и сбросила с себя все камни, которыми Кристин так старалась завалить ее могилу. Растраченная молодость Эрленда, его честь и благополучие, расположение друзей, спасение его души… Мертвая стряхнула с себя все это. «Он хотел обладать мною, а я хотела обладать им, ты захотела обладать им, и он захотел обладать тобою! — говорила Элина. — Я поплатилась, и он поплатится, и ты поплатишься, когда придет твое время. Когда грех совершен, то он порождает смерть…»

Кристин казалось, что они с Эрлендом стоят на коленях на холодном камне. Эрленд с красными пятнами ожогов на бледном лице преклонил колени, она стояла на коленях с тяжелым брачным венцом на голове, чувствуя во чреве глухую давящую тяжесть — бремя греха, которое она носила. Она играла и носилась со своим грехом, измеряла его величину, словно в детской игре… Пресвятая дева, ведь скоро наступит время, когда он будет лежать перед нею уже выношенным, будет смотреть на нее живыми глазами, показывать ей огненные знаки греха, отвратительное уродство греха, с ненавистью бить искалеченными руками в грудь своей матери! Когда она родит ребенка, когда она увидит на нем знаки греха и полюбит его, как полюбила свой грех, тогда игра будет доиграна до конца.

Кристин подумала: а что, если закричать сейчас так, чтобы крик врезался в низкие мужские голоса, поющие обедню, и прозвучал эхом над толпою?.. Исчезнет ли тогда лицо Элины, появится ли жизнь в глазах мертвецов? Но она крепко стиснула зубы.

«…Святой Король Улав, я взываю к тебе! Тебя одного из всех, восседающих на небесах, прошу я, ибо знаю, что ты возлюбил справедливость Божию превыше всего! Я призываю тебя, чтобы ты простер руку свою над невинным, находящимся в утробе моей! Отврати гнев Божий от невинного, обрати его на меня, аминь, во имя святого короля!..»