Венец

Они заглянули в сторожевую избушку, но там было душно и пахло плесенью. Кристин успела только разглядеть земляные лежанки вдоль стен, очаг прямо среди пола да бочки со смолою и пачки лучины и бересты. Лавранс решил, что лучше будет поесть на вольном воздухе, и вот, немного ниже избушки они нашли хорошую зеленую лужайку в березовой роще на склоне.

Разгрузили вьючную лошадь, и все растянулись на траве. В мешке, который Рагнфрид дала на дорогу, оказалось много хорошей еды: свежий хлеб и лепешки, масло, сыр, сало, сушеная оленина, свинина и вареная коровья грудинка, две корчаги с немецким пивом и маленький бочонок пьяного меду. Работа закипела — один резал мясо, другой раздавал его, а Халвдан, старший из мужчин, развел огонь. В лесу у костра куда спокойнее.

Исрид и Арне рвали вереск и карликовую березу и бросали их в костер; огонь, шипя и потрескивая, пожирал свежую зелень с веток, и белые обожженные хлопья взлетали высоко, на самый верх огненной красной гривы; жирный черный дым клубами вздымался к ясному небу. Кристин смотрела, и ей казалось, что огонь рад вырваться на волю и поиграть. Здесь ему было привольно, не то что дома, на очаге, где он должен выбиваться из сил — варить пищу, освещать горницу.

Она сидела, прислонившись к отцу и перебросив руку через его колено; он давал ей все самое лучшее, сколько она хотела, угощал ее пивом вволю и усердно поил медком.

— Она так охмелеет, что не сможет спуститься вниз к сетеру, — сказал Халвдан смеясь.

Но Лавранс только потрепал круглые щечки девочки.

— Ну, нас, мужчин, здесь достаточно, чтобы снести ее на руках! Ей это только полезно; пей и ты, Арне; вы еще растете, и Божьи дары пойдут вам на пользу, а не во вред, они дают здоровую, алую кровь и крепкий сон и не толкают на всякие глупости и сумасбродства.

Мужчины тоже пили вволю, да и Исрид от них не отставала. Скоро голоса и треск и шипение огня слились в ушах Кристин в один неясный и далекий гул — голова ее начала тяжелеть. Она смутно разбирала еще, что кругом все подзадоривают Лавранса, чтобы он рассказал им про те чудеса, что случались с ним на охоте. Но Лавранс не хотел ничего говорить, и ей было так хорошо и спокойно, и так сытно она поела…

Отец сидел с ломтем свежего ячменного хлеба, мял кусочки между пальцами и лепил из них лошадок, потом отщипывал кусочки мяса, сажал их верхом на хлебных коней и заставлял скакать по своей ноге прямо в рот Кристин. Но она до того устала, что не могла уже ни открывать рот, ни жевать, — и вдруг опрокинулась навзничь на землю и заснула.

Очнувшись, Кристин почувствовала, что лежит в темноте, в теплых объятиях отца, — он закрыл ее своим плащом, накинув его и на себя. Кристин села, вытерла пот с лица и сняла шапочку, чтобы свежий ветер просушил ее влажные волосы.

Должно быть, прошло уже много времени, так как солнечный свет стал совсем желтым и тени протянулись длинными полосами на юго-восток. Было тихо, ни ветерка, и мухи с комарами жужжали целыми роями над спящими людьми. Кристин сидела смирно, как мышка, чесала свои искусанные комарами руки и смотрела по сторонам; круглая каменная вершина, поднимавшаяся над ними, белела в лучах солнца от мшистого ковра и желтела от лишайников, а башня из серых, потемневших от непогоды бревен вздымалась к небу, словно скелет какого-то невиданного зверя.

Кристин сделалось как-то не по себе — так было странно, что все спят при ярком дневном свете. Если, бывало, она просыпалась дома по ночам, то это было совсем другое дело. Там Кристин лежала в уютной темноте, между матерью и ковром, закрывавшим бревенчатую стену. Там она знала, что горница закрыта верхней ставней и засовами от ночной темноты и непогоды и что сонное дыхание и храпение исходит от людей, лежащих спокойно и удобно на перинах под теплыми шкурами. Но все эти скрюченные и скорченные тела, лежавшие на земле вокруг кучки белой и черной золы, могли бы быть мертвыми. Они лежали кто на животе, а кто на спине, с поднятыми кверху коленями, и звуки, которые издавали спящие, пугали ее. Отец тяжело храпел, а когда Халвдан делал вдох, то в носу у него что-то свистело и пищало. Арне лежал на боку, прикрыв лицо рукой, и его блестящие русые волосы разметались по вереску; он лежал так тихо, что Кристин испугалась, не умер ли он. Она перегнулась вперед и стала теребить его, но Арне только перевернулся во сне.

Кристин вдруг пришло в голову, что, может быть, они проспали уже целый день и целую ночь и сейчас наступил новый день, и она так испугалась, что стала тормошить отца, но тот только пробормотал что-то и продолжал спать. Кристин и сама еще чувствовала тяжесть в голове, но не решалась снова лечь. Она подползла к костру и начала мешать в нем палочкой — внутри еще тлел огонек. Она положила на угли вереску и мелких веток, сколько могла собрать вокруг себя, но не посмела выйти из круга спящих, чтобы поискать хворост покрупнее.