Заговор Бокконьо был лишь первым проявлением недовольства, тлевшего среди венецианцев, первым звеном в цепи внутренних смут. Улицы были постоянно полны мятежниками, у дворцов, храмов, мастерских и складов стояла стража. Тяжба и раздоры с церковью по поводу Феррары привели к тому, что папской буллой от 27 марта 1309 года Венеция и ее жители были отлучены от церкви. Все договоры с Венецией были объявлены недействительными, венецианское имущество за границей конфисковалось, всем сынам церкви торговать со Светлейшей запретили, а к духовенству обратились с призывом, чтобы оно покинуло обреченный город. К Риальто неслись слухи о поджогах и разграблении венецианских банкирских контор, мастерских и кораблей, находившихся за пределами республики, такие нападения происходили даже в далекой Англии. Венецианскую торговлю сковал словно бы паралич, всякая жизнь на лагунах начала постепенно замирать. На первых порах венецианцы встречали все беды с отвагой, но когда их гарнизон в Ферраре, не устояв перед болезнями и силой осаждающих войск, сдался, когда пришла весть о гибели одной из венецианских флотилий, дож Градениго, подстегиваемый усиливающимся в Венеции голодом и волнениями, направил к святому отцу в Авиньон[104]
миссию со смиренной просьбой о мире. Папа согласился и снял отлучение, но с Венеции была взыскана большая контрибуция, и недовольство правлением Градениго возросло еще более.Все это нарушало тихий образ жизни мессера Марко. Но очень скоро ему предстояло увидеть на улицах родного города куда более ужасные дела. Правлением Градениго был недоволен уже не только народ, дожа возненавидело и много знатных родов. Вожаками таких знатных родов были Марко Кверини и Баямонте Тьеполо. Заговорщики предполагали захватить Риальто и убить дожа, а также главных его сторонников. Поднять восстание было решено утром дня святого Вито, 15 июня 1310 года. В этот день сплошным потоком лил дождь, и с моря ворвался жестокий ураган. Грохотал гром, грозовые молнии заливали зловещим светом всю узенькую улицу Мерчерья — она была и остается поныне главной деловой улицей Венеции. Крики: «Liberta!» («Свобода!») и «Morte al doge Gradenigo!» («Смерть дожу Градениго!») тонули в вое ветра и шуме дождя. Различные группы заговорщиков, вопреки договоренности, не сумели найти друг друга и стянуть свои силы. Войска дожа напали на одну группу на Пьяцце и разгромили ее: дож был предупрежден о заговоре накануне.
В то время как группа заговорщиков во главе с Тьеполо, крича и размахивая оружием, двигалась по улице Мерчерья, домовладельцы, из любви к уличным скандалам, со всех сторон начали забрасывать ее камнями и всем, что попадет под руку.
Как это произошло с Абимелехом в дни Израиля, так случилось и сейчас. Заговорщиков охватила паника, едва только пал знаменосец. Некая женщина по имени Джустина Россо, услышав под своим окном леденящие кровь крики «Morte ai tiranni!» («Смерть тиранам!»), открыла окно и выглянула, что было строго запрещено венецианским законом. Мгновенно оценив ситуацию и ни секунды не подумав о законах, она схватила большой каменный горшок с красной гвоздикой и изо всех сил метнула его в голову Баямонте Тьеполо. Тяжелый снаряд в цель не попал, но раскроил череп знаменосца, шедшего рядом с предводителем. Знаменосец упал, забрызгав кровью и мозгом Тьеполо. Это неожиданное несчастье привело в ужас всех сообщников Тьеполо — они были зажаты меж домов узенькой улицы, с крыш и из окон на них беспрестанно летели всякие предметы. Ужас сменился смятением, заговорщики повернули и побежали к деревянному мосту Риальто, и здесь Тьеполо в конце концов вынужден был сложить оружие. Его самого и нескольких ближайших его помощников приговорили к четырехлетней ссылке в Далмацию, дома их снесли; других, менее влиятельных заговорщиков казнили, а их имущество было конфисковано.
Однажды донну Россо позвали к дожу, который хотел отблагодарить ее от имени республики. В ответ на вопрос, что она просит в награду за свое смелое деяние, донна Россо скромно ответила, что отказывается от вознаграждения, но все же выразила желание, чтобы ей было разрешено вывешивать в окне флаг святого Марка каждый раз в день святого Вито. Она попросила, кроме того, чтобы с нее брали налога не больше пятнадцати золотых дукатов в год. Слух об этом обошел все каналы и площади, и ее дом — Casa Giustina, — дом женщины, которая отказалась от дожеской награды за свой смелый поступок, — потом показывали каждому. Дом Джустины, так же как и она сама, не забыты в старой Венеции и поныне.