Если говорить о временах года в Центральной Азии, то зима там жестокая, а лето жаркое и сухое, с ужасными песчаными бурями, когда даже дыхание превращается в пытку. Осень сносная, но короткая. Зима не заставляет себя долго ждать, воздух становится столь пронизывающе холодным и сухим, что кожа на лице лопается и с большим трудом заживает. Бураны такие, что губят на своем пути буквально все. Жизнь зимой становится почти невыносимой. Весна, как бы она ни была коротка, всегда для монголов счастливейшее время. Под лучами теплого солнца тает снег, ураганы стихают и прекращаются, в лесу и степи текут потоки воды. Всюду появляются цветы. «Луг в цветах» — это высшая похвала, какую только может дать монгол всему тому, что его восхищает, начиная с хорошего жилища и кончая молодой девушкой в свадебном наряде. Многие племена в разговоре обозначают число лет тем, сколько раз появлялись цветы. Весной монголы раскрывают свои юрты, проветривают и просушивают их на солнце, рогатый окот и кони отгуливаются на сочном зеленом корму, и люди ликуют.
Повсюду на своем пути Никколо и Маффео встречали местных жителей, про которых сказано, что «их родина — юрта да хребет коня». Вдоль дорог, по берегам рек, среди холмов и долин — везде, где только есть под рукой трава и вода для скота, везде стояли монгольские юрты. Круглые или шестигранные, с куполообразным верхом, они странным образом дополняли пейзаж. Делали их из черной или серой кошмы, пропитанной от непогоды салом или коровьим молоком; они держались то на веревках из конского волоса, то на ремнях, привязанных к искусно смастеренным легким деревянным рамам. Полы в юртах были смазаны коровьим пометом и посыпаны песком, на полу иногда расстилали кошму или ковер. Мебелью служили скамейки и несколько сундуков, всякою рода утварь развешивали по стенам. Дым от очага посредине юрты (жгли обычно «арголь» — сухой помет) уходил через отверстие в крыше. Вход в юрту был, как правило, с юга, чтобы обезопасить жилище от холодных северных и западных ветров. Вокруг юрт ставили повозки.
Табуны и стада были основой существования монголов, они же составляли и их богатство. Шкуры шли на одежду, употреблялись в качестве подстилки и для покрытия юрт. Из грубо выдубленной кожи делали щиты, пояса, обувь, посуду и разную утварь. На многие поделки шла кость, а из сухожилий скручивали тетивы, нити и веревки. Из рогов мастерили сосуды для питья и музыкальные инструменты, рог употреблялся при изготовлении оружия и клея. Даже сухой помет тщательно собирали и берегли на топливо, так как дерева в степях было мало и его приходилось экономить.
Понятно, что монголы должны были рассчитывать почти исключительно на мясную пищу. Они сами говорили: «трава растет для скота, а скот для человека». Они не брезговали ничем, поедая наравне с зарезанными в пищу животными и тех, которые пали от болезни. Кошки, крысы, собаки — в пищу годилось все, что было мясом. Мяса — жареного, копченого и сушеного — они ели много. Ели с помощью ножа; резали от большого куска у самого рта, закусив мясо зубами. Пальцы вытирали о голенище, и грубая кожа голенищ всегда таким образом смазывалась для мягкости жиром. Из молока они готовили нечто вроде сыра, высушивали это кушанье на солнце, а потом ели или пили, размешивая его в воде или чае. Из растительной пищи они употребляли просо и дикий чеснок. Кумыс — излюбленный напиток — у них не выводился.
Чистота у монголов отнюдь не считалась добродетелью, скорее она была грехом: к грязи относились с религиозным благоговением. «Одежду они никогда не моют, они говорят, что бог накажет их за осквернение воды; также и не просушивают ее, чтобы не осквернять воздух, ибо они считают, что бог, рассердившись за это, поразит их громом».
Пешком в Монголии, кажется, не ходил никто. Мужчины, женщины, дети — все они, можно сказать, не слезали со своих низкорослых, но исключительно сильных и выносливых лошадей. В тот дикий век, когда их наблюдали братья Поло, у монголов было всего-навсего два удовольствия — война и охота. Остальное время они лежали в своих юртах и спали или пировали.
Степень материального богатства они измеряли количеством голов крупного рогатого скота, овец, верблюдов или лошадей. Их оценки морального свойства основывались на одном — «выгодно ли это?» Все, что выгодно, то хорошо, и наоборот. Верность друзьям и союзникам соблюдалась, и это было пределом всех этических правил.
Религиозные представления монголов обусловливались окружающей средой и не могли быть чересчур отвлеченны или возвышенны. Загробную жизнь они считали продолжением жизни на земле и вместе с покойником хоронили лошадей и предметы обихода. Они верили в невидимое высшее существо, но с просьбами обращались к нему редко. Гораздо больше внимания уделялось домашним богам: они были ближе, им приносили в жертву пищу.