Венецианец Марко Поло

Возможность разорвать последние связи вскоре представилась сама собой. Венецианцы ухватились за эту возможность и извлекли из нее все, что только было в их силах, — одно время они даже вершили судьбами самой Византии. На рубеже XIII века во Франции под влиянием проповеди Фулька из Нейи на Марне начался четвертый крестовый поход против сарацин, возглавляемых Саладином[4] папа Иннокентий III благословил этот поход и оказывал ему всяческую поддержку. Для Венеции это означало, что наступил долгожданный момент, когда можно окончательно разорвать с Византийской империей и неплохо на этом обогатиться. Спокойно и, как всегда, расчетливо принялась она за дело, не упуская ни малейшего обстоятельства, которое можно было использовать к своей выгоде.

Рассказ о взятии Константинополя крестоносцами и их союзниками венецианцами, дошедший до нас от очевидца этого события Жоффруа Виллардуэна, — едва ли не самый страшный рассказ из всей истории средневековья; такие позорные примеры насилия над мирным и беззащитным населением не часто встречаются и во всей истории человечества. Как только Фульк и его последователи сумели убедить цвет французского и фландрского рыцарства принять крест и поднять меч на неверных, они отправили в Венецию шестерых послов (в числе их Виллардуэна), чтобы договориться о перевозке крестоносцев через море в Святую Землю. Дожем[5] Венеции был Энрико Дандоло, один из самых замечательных исторических деятелей своего времени, да, пожалуй, и всех времен. Богатырь умом и телом, он был купцом и дипломатом, воином и мужем совета; хитрый и проницательный, осторожный и бесконечно изобретательный, он воплощал собою тип венецианца той эпохи. В 1201 году, когда французские послы прибыли в Венецию, Дандоло было восемьдесят девять лет; почти совсем слепой, он держался еще бодро, был красив и, как прежде, неукротим. Это был Улисс[6] своего века, он вполне заслужил характеристику, которую дает ему Виллардуэн: «весьма мудрый и весьма доблестный».

После нелегких переговоров, занявших восемь дней, венецианцы в конце концов приняли условия соглашения, по которым они обязались предоставить для крестоносцев морские суда и продовольствие. Но французские послы недооценили затруднений, с которыми они затем столкнулись у себя на родине; не учли они и того, что рвение и пыл их земляков рыцарей может остынуть. Условленную по договору сумму Венеция в срок не получила. Между тем большое войско крестоносцев томилось в безделье на острове Лидо, лагерь их выглядел как «притон картежников, проституток и авантюристов». И вот, когда венецианцы увидели, что им выплатили лишь часть условленной суммы, они предложили обескураженным крестоносцам коварный план: они прощают недовыплаченный долг, если только крестоносцы окажут им помощь в покорении некоторых отпавших их владений в Далмации. Французы охотно приняли этот план, и экспедиция началась. Несмотря на свой возраст и недуги, Дандоло сам повел войска — так на короткое время дож и граждане Венеции стали крестоносцами.

Было заключено дополнительное соглашение, по которому венецианцы после усмирения Далмации должны были вместе с рыцарями принять участие и в дальнейших завоеваниях за морями — добычу при этом предполагалось делить на равных началах. Так с первых же шагов крестовый поход из экспедиции против неверных превратился в экспедицию против единоверцев-христиан. Скоро крестоносцы стали проявлять гораздо больше интереса к военным трофеям и авантюрам, чем к уничтожению сарацин: религиозно-этические цели и соображения были забыты.

После того как был захвачен мятежный далматинский город Зара (Задар), нашелся тривиальный предлог для того, чтобы направить разгоряченных крестоносцев не на освобождение Святой Земли, как это первоначально мыслилось, а совсем по другому пути. Сын свергнутого с престола и насильственно ослепленного византийского императора Исаака Комнина обратился к крестоносцам и Венеции, прося помочь вернуть отцу трон. Эта просьба была подкреплена заманчивыми обещаниями денег и военной добычи; устоять перед подобным искушением, тем паче торговым «королям» Венеции, было немыслимо. Венецианцы живо сообразили, что, заполучив в качестве союзника императора Византии, они могут чрезвычайно усилить свои позиции в Леванте. Комнину было решено помочь, и весной 1203 года флот взял курс на Константинополь.

Мы в состоянии судить, что представляла собой столица Восточной империи. Рабби Вениамин из Туделы (Наварра), путешествовавший по странам Средиземноморья и Леванта тринадцать лет (1160–1173), оставил нам живописный рассказ о Константинополе, каким он был в 1161 году, прежде чем пасть добычей алчных «латинян» и венецианцев: