Венецианец Марко Поло

Любопытен рассказ Марко о женщинах, «che servono gli huomini per danari»[75]. Наблюдая тот строгий распорядок, которому была подчинена проституция во владениях хана, Марко, очевидно, вспоминал об открытом и разнузданном разврате, царившем тогда в Венеции. Марко указывает, что в ханской столице было двадцать тысяч проституток, уверяя читателя, что они были необходимы ввиду большого количества купцов и иностранцев, прибывавших в город каждый день. Жить внутри города ни одна продажная женщина не смела (разве только тайно), селились они в предместьях Марко простодушно замечает, что все двадцать тысяч проституток «находили пропитание». На каждую сотню и на каждую тысячу проституток назначались старосты, старосты подчинялись «главному начальнику». Этот начальник был поставлен для того, чтобы доставлять женщин приезжавшим к хану и жившим за его счет послам; каждому послу и всем в посольстве начальник обязан был дать по женщине: «каждую ночь те женщины сменяются, и нет им никакой платы, почитают они то дело как бы за подать великому хану».

В своей книге Марко столь часто говорит о женщинах — в подробностях описывает их внешность, их склонность или несклонность к любви и т.д., о чем обычно не писали даже позднейшие путешественники (за исключением разве смелого и многознающего сэра Ричарда Бертона[76]),— что становится очевидным одно: все это, если не целиком, то по преимуществу, вызвано жадным любопытством и постоянными расспросами тех итальянцев, которые в чужих странах не бывали и для которых книга Марко писалась. Приехавших из дальних стран путешественников и ныне забрасывают вопросами на такие темы, какие в книгах обычно отражения не находят. Мы можем с уверенностью сказать, что с тех пор человеческая натура почти не изменилась и что ценами на мускус и ревень, размерами ханского дворца или качеством товаров в далеком Китае интересовались отнюдь не все и даже не большинство слушателей Марко. Они спрашивали о другом, более близком их интересам, их жизни, и в своей книге мессер Марко шел им навстречу. Интересы же самого Марко были разнообразны: здесь можно сослаться на ту же пространную главу книги, где наряду с рассказом, по выражению французской рукописи, о feme pecherise (грешной женщине) Марко говорит о похоронных обрядах в Ханбалыке, о соколиной и иной охоте Хубилая и его баронов, о подвозе драгоценностей в Ханбалык и о торге ими, о городах, окружающих столицу.

Вслед за этим Марко вспоминает о монетном дворе Хубилая и его бумажных деньгах; обещая рассказать о них в следующей главе, Марко тут же оговаривает, что он не будет перечислять все богатства и все расходы «великого государя», ибо никто этому не поверит. По-видимому, Марко сам понимал, что соотечественники воспримут далеко не все, что описано в его книге. Будучи не в силах представить себе все богатство и величие монгольского владыки и его империи, венецианцы сочли бы трезвое описание действительных фактов за фантастические выдумки автора.

Монетный двор великого хана находился в Ханбалыке, и здесь Марко видел, как печатаются и распространяются по стране бумажные деньги.

Китайцы были первым народом, который ввел в употребление банкноты. Если не вдаваться в историю того, как в качестве денег ходили оленьи шкуры и другие предметы, то все же надо учесть, что, по общему мнению китайских ученых, китайское государственное казначейство впервые выпустило бумажные деньги около 650 года. Эти деньги многозначительно назывались фэй цянь — летающие деньги. Вскоре они вышли из употребления, и вплоть до X века о них нет никаких сведений; в X веке к ним прибегли корпорации банкиров провинции Сычуань. Немного спустя власти изъяли эти частные бумажные деньги и выпустили свои, государственные. Они были в ходу все годы династии Сун, при монголах Китай бумажными деньгами был буквально наводнен. Чтобы приучить население брать эти деньги, хан Хубилай даже запретил пользоваться металлической монетой. На первых порах бумажные деньги частично гарантировались запасами металла. Но когда запасы иссякли, деньги выпускались уже безо всякой гарантии металлом. Это, разумеется, вызывало их катастрофическое обесценение, хотя Марко, не понимая, очевидно, столь сложной финансовой системы, ничего по сему поводу не пишет: он считает, что стоимость банкноты эквивалентна стоимости обозначенного на ней металла.