Венецианец Марко Поло

Жизнь в Венеции била ключом. Спрос на ее товары за границей рос, возникало множество ремесленных мастерских, привозили мастеров из других стран, огромной мастерской стала по сути вся Венеция. Уже названия венецианских улиц говорят о разнообразнейших занятиях жителей. Своей собственной рабочей силой Венеция обойтись не могла; Далмация поставляла и ей самой и ее колониям воинов, матросами на бесчисленных венецианских кораблях были уроженцы островов. Марко тщетно разыскивал в Венеции стеклодувные мастерские, которые его так занимали в детстве. Отстав в своем развитии от общего прогресса, они захирели и по приказу Большого совета были переведены на остров Мурано, за венецианской лагуной.

Мало-помалу Марко осознал, что если он хочет спокойствия души, то от мысли вновь ехать в чужие страны он должен отказаться. А здесь ему оставалось пока одно удовольствие: прогуливаться по набережным и площадям да глядеть на шумные стаи голубей у собора святого Марка, вспоминая, как он выпускал в Ханбалыке из своего окна таких же вот голубей, только с подвязанными к перьям маленькими свистульками, которые во время полета издавали чудесные звуки. Его земляки и не слыхали о всяких тонкостях, которые он познал в бытность в Китае, но он должен был применяться не к своим привычкам и взглядам, а к привычкам и взглядам земляков. Постепенно он окунался в венецианскую жизнь и начинал что-то делать. Уходить на покой было рано, а возвращению в Левант не благоприятствовала обстановка. Начиная с 1291 года, когда сарацины наголову разбили христиан под Акрой, торговля в восточном углу Средиземноморья становилась все более затруднительной. Но Марко был не из тех людей, которые могут сидеть сложа руки, безучастно ко всему окружающему. Скоро он, по-прежнему оставаясь богатым холостяком, был уже занят по горло — покупал и продавал, осматривал и оценивал товары и на складах и на набережных.

Глава седьмая Генуя

Мессер Марко Поло только начал приноравливаться к венецианской жизни, а с моря и с суши уже докатывались зловещие громы войны. С тех пор как Генуя помогла грекам вырвать из рук неудачливого Балдуина Константинополь, враждебные отношения между двумя итальянскими городами-соперниками, грозя бедой, приобретали все большую остроту. Теперь спор должен был решиться.

Венеция и Генуя враждовали уже десятки лет. Их разделяло расстояние лишь в несколько сот миль итальянской земли, но первостепенное значение морской торговли в жизни и Венеции и Генуи, а также непререкаемая решимость того и другого города стать главенствующей державой в Восточном Средиземноморье, делали долгий мир между ними невозможным. Центр интересов обоих городов лежал на Востоке, от прочных торговых связей с Левантом зависело все их благополучие, их жизнь. Интересы соперников сталкивались всюду. И тот и другой город были изолированы от всей остальной Италии: Венецию отрезали от нее лагуны, Геную — горы; внутренние итальянские дела и распри городов-государств имели значение для них лишь в той мере, в какой затрагивали их интересы.

Взаимная ревность и ненависть между Генуей и Венецией стала особенно сильной после захвата греками и их союзниками генуэзцами Константинополя. Торговая конкуренция, стремление обоих городов захватить контроль над рынками Восточного Средиземноморья были, очевидно, уже неустранимы и могли вылиться только в войну, в которой один противник неизбежно должен был разбить другого. Все самым несчастным образом как бы повторяло былую торговую войну и трагическую схватку Рима и Карфагена, происходившую здесь же, на Средиземном море, около пятнадцати столетий назад.

Когда латиняне и их союзники проиграли Константинополь, император Михаил Палеолог имел неосторожность подарить генуэзцам дворец Пантократора — бывшую резиденцию венецианских представителей в Константинополе.

Для венецианцев это явилось прямым оскорблением: дворец был расположен даже не в генуэзском квартале. А генуэзцы, желая поиздеваться над венецианцами, аккуратно разобрали весь дворец до основания и увезли его красный камень в Геную, где он пошел на строительство палаццо дель Капитане (ныне палаццо Сан-Джорджо), который тогда воздвигали. Генуэзцы могли теперь постоянно похваляться перед венецианцами этим трофеем своей победы — коммунальным дворцом, украшенным львиными головами, некогда изваянными для гордой константинопольской твердыни венецианцев; эти львиные лики, как и почти семь веков назад, взирают на Геную и поныне.