Венецианская маска. Книга 1

— Я не говорю, что у нее нет голоса, он есть, но эта Венеция… — женщина, не закончив фразу, сокрушенно покачала головой. Этот город славился тем, что красота в нем соседствовала с порочностью, утонченный гедонизм со столь же изощренным пороком. Кишмя кишевшие куртизанки всех мастей по праву дали ему название всеевропейского лупанария [1].

О карнавале и говорить нечего: он, казалось, не кончался, начинаясь с октября и продолжаясь до самого Великого Поста, ненадолго прерываясь лишь в канун Рождества Христова. Маски и переодевания в костюмы, в которых люди менялись до неузнаваемости, напрочь отметали все социальные барьеры, как и рамки пристойности.

— Мариэтта будет в Оспедале под доброй опекой, — увещевала свою подругу Каттина, понимая, о чем та сейчас думала. — Ведь девочки без сопровождения и шагу ступить не могут. Когда они выступают, от публики их отделяют специальными ширмами или красивыми решетками, а иногда ставят высоко на хоры.

— Но откуда тебе знать, что Мариэтту возьмут, стоит тебе ее привести? — в своей обычной грубоватой манере вопрошала синьора Тьепо. — Эти Оспедале, школы то есть, и открывали-то как раз для призрения бездомных и сирот из самой Венеции, а не откуда-нибудь.

— Ничего, мне есть что им сказать. — Каттина была непреклонна.

Сеньора Тьепо, перевалив свое тело в более удобное положение, вздохнула про себя: «Она все об этих пюпитрах деревянных, господи! Да откуда ей знать, безвестной, больной женщине, — может, их уже давно повыбрасывали на помойку — это ведь когда было!» Она протянула задубелую от работы руку и погладила холодные, безжизненные пальцы Каттины.

— Если Мариэтту не примут в Оспедале, ты привезешь ее обратно, ко мне, и пусть твои денечки проходят в покое, и тебе ни в чем раскаиваться не придется.

— Ты так добра, спасибо, но, я думаю, все уладится.

— Когда ты хочешь ей сказать о том, что с тобой?

— А как ее возьмут в Оспедале, так я прямо все и объясню. Попрошу у этих учителей побыть с ней вдвоем, попрощаться и сказку. Мариэтта не из тех, кто долго будет хныкать. Ничего, как-нибудь выдержим.

Широкое крестьянское лицо синьоры Тьепо смягчилось состраданием.

— Да благословит Бог вас обеих.

На следующий день, когда Каттина впустила прибывшего Изепцо, она и Мариэтта уже собрались, приготовили лучшце шали, которые они решили надеть в дорогу. Ее болезненный вид явно вызвал замешательство у владельца баржи — в прошлый раз она выглядела получше. Ему даже подумалось, что она еле стоит на ногах, куда уж там взбираться по сходням.

— Значит, сегодня решили отправиться? — с сочувственным пониманием спросил он мать и дочь. Конечно, он бы и сам с радостью довез девочку до Венеции и сдал бы в Оспедале, но Каттина раз и навсегда решила сделать это сама.

— Да, Изеппо, — храбро ответила она, — мы готовы ехать сегодня.

— Значит, так тому и быть. — Своей непринужденной веселостью он старался приободрить Мариэтту, которую, судя по всему, не покидало грустное настроение. — Значит, в Венецию отправляемся, малышка? — широко улыбаясь, обратился он к ней. — Ты уже и так у нас, словно жаворонок, заливаешься, так что заткнешь их там всех за пояс, стоит им только хоть раз тебя услышать.

Его наигранно-бодрый тон не развеял чувство удрученности, не покидавшее Мариэтту со вчерашнего вечера: и он тоже призывал ее видеть только лучшее, хотя она и сама понимала, что ей ничего не оставалось, как только надеяться на него. Придет день, и ее мать выйдет из стен этого монастыря выздоровевшей, а она станет певицей или же учительницей пения, а то и музыки. Вот тогда она сможет обеспечить для матери и себя достойную жизнь.

— А там я не только буду петь, синьор Изеппо. Там меня и воспитают.

— Вон оно как! — воскликнул он, притворно удивляясь, его кустистые брови взметнулись вверх. — Не удивлюсь, если ты в один прекрасный день выйдешь за самого дожа Венеции!

Его шутка даже вызвала улыбку на печальном личике Мариэтты.

— А дож уже женат, да и уж больно он для меня старый!

— А ты права, и как это я только не подумал, — в шутку сожалел он, — но уж следующий — он точно будет твой, можешь в том не сомневаться, а меня тогда, может быть, пригласят забежать пропустить стаканчик винца во Дворец дожей. Ты же не забудешь меня пригласить?

— Пригласить-то приглашу, только все равно этого ничего не будет.