Каттина наградила Изеппо благодарным взглядом — ведь он помогал им пережить один из самых трудных, если не самый тяжелый момент в их жизни. Она молча повиновалась ему, когда он велел ей сесть на скамейку и ждать, покуда все будет готово к отъезду. Он быстро собрал все коробки с готовыми масками и остатками материала и фурнитуры, которые были ей теперь уже ни к чему. Мариэтте поручалась самая драгоценная ноша — шкатулка с маской, выполненной по особому заказу; она отнесла ее на баржу, уже основательно нагруженную не только товарами из самой Падуи, но и корзинами с самой разнообразной снедью: дынями, виноградом, персиками, привезенными местными крестьянами для продажи. Джованни, сортировавший их, громко приветствовал Мариэтту, стойло ей спуститься по деревянным ступенькам на берег, чтобы взойти на борт. Едва она ступила на сходни, он поспешил навстречу и принял шкатулку.
— Джованни, смотри, чтобы она никуда не делась. Она — позолоченная. Хочешь верь, хочешь не верь.
Он мигом нашел для нее место под тентом, сооруженным над несколькими ящиками с товарами. Мариэтта ждала, пока они вместе с отцом не закончат расставлять коробки с остальными масками, потом помогла Джованни аккуратно сложить старые одеяла и выцветшие подстилки, чтобы матери было удобнее сидеть во время поездки.
— Сеньоре Фонтане будет здесь очень удобно — тент убережет ее и от солнца и от ветра, — успокоил ее юноша.
Довольная Мариэтта, бойко сбежав с баржи на берег, устремилась вслед за Изеппо, который отправился за Каттиной.
Синьору они застали в окружении ее подрой и дюжины других женщин деревни, пришедших попрощаться, здесь же бегали и их детишки. Девочке показалось, что проводить ее собралась чуть ли не вся деревня. Все взрослые понимали, что для обеих означал этот отъезд, и не было такой женщины, которая бы украдкой не смахнула слезу, Изеппо подал Каттине руку, но она снова зашлась кашлем и когда все же поднялась, он, поняв, каких усилий ей это стоило, без разговоров взял женщину на руки и понес. Полуобернувшись, позвал Мариэтту, которой в это время односельчане совали в руки сласти и съестное на дорожку.
— Давай, жавороночек, пора отправляться!
Мариэтта, высвободившись из объятий всплакнувшей синьоры Тьепо, побежала вдогонку, узёлок с; ее пожитками молотил по ногам. Печаль, охватившая провожавших их женщин, разбудила в девочке самые мрачные предчувствия: ей показалось — все они думали, что провожают их навсегда.
Каттину устроили на импровизированном ложе из свернутых пледов и накрыли шалью, как одеялом. Оставшийся на берегу Джованни ловко вскочил на лошадь, запряженную в баржу. Следуя окрику отца, он стеганул лошадь, и та медленно, тяжелой поступью потащилась вперед, увлекая за собой баржу. Мариэтта обратила внимание, как туго натянулся канат. Собравшиеся на берегу дети махали ей на прощание, она с грустью отвечала им, пока те не скрылись из виду.
Каттина сидела с закрытыми глазами, никогда она еще не чувствовала себя так плохо. Боль в груди была по-прежнему очень сильной, как всегда, когда проходил очередной приступ. Голоса переговаривающихся Изеппо и Мариэтты доходили до нее как бы издалека, это придавало окружающей обстановке сходство с каким-то странным сном. Она не знала, сколько времени прошло: когда ей предложили подкрепиться, она отказалась, лишь выпила немного вина, предложенного Изеппо.
— Здесь так много интересного, мама, — щебетала Мариэтта.
— Мне лучше отдохнуть, — едва слышно прошептала Каттина. — Разбудишь меня, когда мы прибудем в Венецию. — И вскоре снова задремала.