Венецiанская утопленница

Секретарь возник возле губернатора, когда тот взялся осушать Девичий источник насосом. Его сиятельство махали перед носом письмом государя.

– Надо всё переделывать! Срочно!

Криволап письмо даже не читал. Фотограф осветил его сиятельство магниевой вспышкой – губернатор профессионально улыбнулся, а секретарь растворился во тьме, откуда зашептал персонально для посвящённых ушей:

– Накануне прибытия государя, имеется точная информация – террористы бросят бомбу в плотину. Останутся только обломки, фотографии, очевидцы, – он указал на местных рабочих и подрядчиков, – и …расходные книги.

Губернатор толкнул ногой насос, вообразив теракт.

– Террористы ни перед чем не останавливаются. Столько труда! Деньги какие! Страшно! – его сиятельство отрепетировали лицо праведного негодования, – Все беды России от них. Государь, как слышит, что где-то террориста видели, так сразу печалится. И все вокруг печалятся. Страшно подумать, что на земле делается! Я бы нам, орден дал за переживания.

Криволап поклонился, как бы говоря: «– Это Ваша замечательная идея!».

Его сиятельство отряхнули мундир для будущего ордена и больше на строительство не являлись.

3

Сахарная барышня когда-то плавала лучше всех в городе. Это было ещё до отъезда в пансион. Ей, конечно, не с кем было соревноваться. Но она всегда знала, что плавает лучше всех.

Она часами ловила ладошками юрких мальков, строила замки из грязи и ила, караулила стрекоз под водой, или просто лежала на спине и смотрела, как солнце катит по небосводу. Всё было скучно. Мальки сбегали, недостроенные замки размывались волнами, а стрекозы улетали на солнце и откладывали там яйца. Барышня скучала, переворачивалась набок и, нахлебавшись воды, долго отплёвывалась, посинев, на берегу.

Тут то и появилась ОНА. Девочка с кошачьими глазами. Представилась дочерью мелкого чиновника. Кашляла чаще барышни и не выговаривала множество букв.

Анастасия очень жалела свою подружку. Таскала для неё пироги с кухни. Но неизменно обнаруживала, что девочка их не ела сама, а скармливала рыбам. Даже рыбные пироги она отдавала плотве. Этого уже барышня понять не могла. Разве могут рыбы есть рыбу, звери зверей, а человек человека? «Могут!» – авторитетно было напечатано в энциклопедии под редакцией профессора Южакова. Смотри, ст. «Каннибализм».

Чайки близко к подругам не подлетали – хохота боялись. К тому же девочка-кошечка показала мастерство, когда выпрыгнула из воды и на лету вырвала у птицы перо из хвоста. Трофей она подарила барышне, и та писала им примеры по арифметике.

Была правда у девчонки одна неприятная привычка – любила она кусаться в воде. Ещё хуже было то, что она топила барышню как бы в шутку, когда той было уже не до игр.

Однажды Анастасия сильно разозлилась на подругу. Они стояли на берегу и прощались, когда мещанка, целуя, укусила барышню за щёку. Капелька крови капнула в воду. Вода мелкой рябью покрылась.

Анастасия в отместку окунула хищницу в воду.

Вода закипела ровно на мгновение.

Она видела, как подруга смотрит на неё из воды и беззвучно смеётся. Видела, как со дна поднялся взбаламученный ил и, голубая вода стала чёрной.

Анастасия, как была в мокром платье прибежала домой и в тот же вечер уехала в пансион на долгие десять лет.

4

Земля – это огромный моток шерстяных ниток, разматывающийся в бесконечности.

По нитям связанным в ковёр ходят короли. Намотав нить на шею, прощаются с миром бедные поэты. Нить стягивает корсет куртизанки. Нить держит муху за лапку на потребу гимназиста-садиста.

Нить может быть связана из нервов, льна, или стали. Может быть в палец толщиной, а может быть и не видна вовсе. Вот не видно её, и хоть монокль наводи, хоть микроскопом орудуй – не разглядишь.

И снаружи, и внутри их полно. Сложно не запутаться. Легко оборвать.

Чудо, что к каждому человеку и его жизни тянется нить. Можно размотать так по нитке любое дело. А можно, наоборот смотать и следа не останется.

Если правильно ухватить нить – дёрнуть, а она привязана к чьему-то рукаву, то у этого кого-то рука дёрнется – апельсин украдёт, например.

* * *

Сорок четыре года назад.

Стоит посреди городской площади громадный чёрный ящик. В нём куклы дерутся, любятся, опять дерутся – без перерыва на обед и сон.

Публика в восторге. Свист стоит над площадью.

Шпана плачет, глядя, как заплетаются нити красавицы-куклы прежде, чем ей выпить пузырёк яда и затихнуть на дне ящика.

Вторая кукла – солдат на одной ноге. Подходит вприпрыжку, в состоянии качки, к мёртвой кукле и долго-долго трясёт головой. Из его глаз сыпется серебряная стружка.

Баба, выторговавшая тут же на площади – за рубль гуся, не спешит идти домой, а смотрит трагедию и семечки патетически на брусчатку сплёвывает:

– Сейчас убиваться будет!

На неё смотрят недовольно 99 пар глаз.