«О нем будут заботиться, — пыталась убедить я себя. Меня так трясло, что пришлось закрыть лицо руками, чтобы остановить рыдания. — Он вырастет и когда-нибудь станет графом Да Росси. Какой еще судьбы можно пожелать для любого мальчика?»
Но я знала ответ. У Анджело никогда не будет любящей матери.
Я раскрыла дневник и попыталась описать все, что было. Все, кроме собственных чувств. Разбитое сердце не перенести на лист бумаги. Я еще не совсем осознала всю чудовищность случившегося, но знаю, что это скоро произойдет. Я никогда больше не увижу Анджело. Никогда не возьму его на руки, он не посмотрит на меня с милой улыбкой, не назовет мамой. Как мне это вынести? И все же выбора у меня нет.
Дописав, я закрыла дневник. Боюсь, я не смогу писать в нем снова, когда вокруг столько всего, что причиняет мне боль. Я открыла письменный стол, сдвинула в сторону полку, достала маленький ключик и открыла потайной ящичек. Дневник будет лежать там, чтобы у меня не возникло искушения прочитать о более счастливых временах.
Глава 42
Каролина продолжала твердить себе, что пора возвращаться домой. То, что происходило у них с Лукой, было безумием, она просто хотела отомстить так Джошу, напомнить себе, что все еще может вызывать в мужчинах желание.
«Это ничего не значит», — повторяла она про себя, но все же не могла отрицать, что ее тянет к Луке. Впрочем, насчет его чувств Каролина сомневалась, хоть он умудрялся как-то находить время каждый день навещать ее, а еще настойчиво приглашал в свой пентхаус в Лидо:
— У меня там полно хорошего вина, не бормотухи, как ты говоришь. И кровать не такая узкая и неудобная, как тут. — И он засмеялся.
— Лука, — сказала она, покраснев и сердясь на себя за это, — это безумие. Мы с тобой едва знакомы. Я не из тех женщин, которые прыгают в постель к каждому встречному-поперечному.
— Конечно же, нет, Кара, — ответил он. — Но мы оба — взрослые свободные люди, ты мне нравишься, и я вижу, что тоже нравлюсь тебе. Так почему нет? Ты ведь даже не католичка. Тебе, в отличие от меня, не придется признаваться в этом на исповеди.
— Ты до сих пор ходишь каяться в церковь?
— Естественно. Это обязательно надо делать. Но ты не волнуйся, у нас ручной священник, он назначает очень легкие епитимии. — Лука снова засмеялся. — Тебе нужно многое узнать о том, как нам живется тут, в Венеции. И я буду просто счастлив тебя просветить.
Каролина сказала себе, что должна бы испытывать чувство вины, и удивилась, что его нет и в помине. «Я взрослая, почти тридцатилетняя женщина, — рассуждала она, — и никому ничего не должна. Что плохого в отношениях с мужчиной, который тоже никому ничего не должен?» А это замечание о том, чтобы просветить ее насчет венецианского образа жизни — разве оно не означало, что Лука хочет с ней общаться и даже видит какое-то совместное будущее? Погода стояла ужасная, с несколькими случаями
— Я не знаю, что мне делать, Лука, — сказала она. — Я не хочу подвергать сына опасности, но сердце подсказывает, что ему будет куда лучше с мамой, которая всегда сможет его обнять. Что ему понравится жить в прабабушкином доме и носиться по нему, раз уж там куча комнат.
— Вот что я тебе скажу, Кара: всегда делай то, что подсказывает сердце, — ответил он и так посмотрел на нее, что стало ясно: речь идет не только о Тедди.
Возможно, он имеет в виду, что ей следует прислушаться к сердцу и рвануть в Нью-Йорк? Но ведь она до сих пор не развеяла прах двоюродной бабушки Летти и не может улететь, пока это не сделано. «Завтра, — подумала Каролина, — я уеду завтра». На следующий день, когда она убирала квартиру перед отъездом, ее неожиданно навестили. Шаги на лестнице были не такие тяжелые, как у Луки, а легче. Она открыла дверь и увидела перед собой его мать, которая слегка запыхалась после подъема.
— Боже, — сказала та, — это было настоящее восхождение. Можно я зайду?
— Какая неожиданность, графиня, — посторонилась, пропуская ее, Каролина. — Садитесь, пожалуйста. Хотите стаканчик воды или чашку чая?