Читаем Венецианский аспид полностью

– Не могу, – сказал он, держа копье так, словно прятался за ним. При этом он озирался. Харчок остался за углом большой крепости, поскольку я не сумел убедить его посидеть в лодке: он боялся Вив и воды вообще. – Даже за двойную цену. Этот – узник настоящий, купец и господин благородный, а требование о выкупе уже отправили его родне. Громадина ему только прислуживал. Если этого хотите, надо разговаривать с капитаном.

– Я дам тебе двадцать дукатов, а ты скажешь, что громадина упал на него, когда сам помер, и задавил насмерть. Или чума? С чумой ничего не сравнится, если надо объяснить необъяснимую кончину.

– Я капитана приведу, – сказал стражник. Он пропал за воротами и чуть погодя вернулся с елейным и до крайности отполированным молодым офицером. У него обещали вырасти усики, на лице содержался пушистый намек на бородку, а весь он выглядел изящно-изможденно, как мальчик, ни дня в своей жизни не поработавший. Такой и никогда работать не станет. Слишком молод, чтоб заслужить командирскую должность, – без сомнений, ее он унаследовал или же купил. И вот это вот Генуя выставляет на поле брани? Неудивительно, что Отелло размолотил их, как спелое зерно.

– Мне сказали, вы желаете выкупить пленника Марко Поло?

– Так и есть, – кивнул я.

– Пройдемте в командирские квартиры – обсудим условия его освобождения. Monsieur Поло – заключенный значительный.

– Месье? Это вы со мной по-блядь-французски, что ли?

– Oui, – ответил капитан Пухощек. И щелкнул при этом каблуками.

– О, tres претенциозно, синьор. Предполагаю, вы меня теперь проводите к надлежащему офицеру, дабы мне не пришлось торговаться из-за условий с мелким мудозвоном, у которого мох на подбородке, а должность вертухая ему купил папочка, чтоб он не еб челядь в жопу.

Как выяснилось, мне пришлось иметь дело с вышеупомянутым мудозвоном, который, надо полагать, счел своим долгом вытрясти из меня все золото до последнего грана перед тем, как выпускать Марко Поло на мое попечение. Оскорблять его вышло мне на руку. Он думал, что выиграл торг, конечно, но поскольку золото было не мое, я его обставил. Ха!

Путешественник этот собрал свои пожитки, и мы отвели Харчка обратно к лодке дожидаться возвращения Джессики. Я согласился грести, потому что Харчок желал сидеть на носу и высматривать Вив, а Марко Поло устроился на корме – несколько задравшейся в воздух плотностью моего подмастерья, сосредоточившейся впереди.

– Для человека, два месяца просидевшего в тюрьме, вы смотритесь вполне пристойно, – сказал я. Это был подтянутый востролицый венецианец лет сорока, борода у него уже седела, а в лице – гораздо больше черт и цвета, чем у его собратьев по купечеству. Уж этот-то явно не только ел жирное и торговался на Риальто.

– Все было не так уж неприятно, если б не дети. Они играли в порту и весь день звали меня по имени. Генуэзцам известно, что у моей семьи есть средства. Держали меня в камере, где раньше томился в заключении герцог. Я просто наружу выйти не мог. Вот и решил, что пока сижу – напишу-ка воспоминания.

– Марко! – крикнул Харчок голосом маленького мальчика. – Поло! – последовал отзыв голосом другого ребенка, как будто вообще с другого места[194].

– Да, вроде того. – Путешественник поморщился. – Я обнаружил невероятный дар вашего друга еще до того, как наше судно захватили, а поскольку наши тюремщики не пожелали снабдить меня пергаментом и чернилами, чтобы я записал свою историю, я сказал генуэзцам, что это мой камердинер. Его подселили ко мне в камеру, и я начал ему все рассказывать.

– Поэтому его и не приковали к веслу на военной галере?

– Поскольку из Венеции ничего не ответили насчет выкупа для него, охрана говорила, что да, такова его судьба, – ответил Поло.

– Благодарю вас за это, – сказал я. Я и впрямь очень переживал за огромного придурка, а доброта в наши темные века так редка.

– Это возмещено стократ тем, что вы меня выкупили. Мне в странствиях моих выпало повидать чудес, и я чувствовал, что обязан попытаться сохранить их для потомков.

– Да, Харчок, блядь, чудо каких мало, нет? Вы знали, что он способен пердеть припев к «Зеленым рукавам»?

– Могу засандалить, Карман, хочешь? – произнес Харчок у меня за спиной.

– Нет! Это совсем не обязательно, парнишка. – Три раза из четырех Харчку удавалось выдуть мелодию, но на четвертый он гармонично весь уделывался в той же тональности. – Я бы хотел узнать об одном чуде, которое вам встречалось в странствиях. Харчок упоминал, что вы привезли с собой змея. Дракона?

Глаза Поло расширились.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза