Венецианский контракт

В сторожке Фейра сняла покрывало и накинула его на отца, надеясь остудить жар, и села, дрожа, на землю возле его постели, – съежившись, обняв коленки и упершись в них подбородком. Целый час она дрожала так возле отца, ожидая, пока подсохнет одежда, а потом, чуть не плача, стала натягивать на себя всё ещё мокрые вещи. Надевая сорочку, она вдруг услышала напугавший её колокольный звон: сначала в одной церкви на острове, потом в другой – и им ответили колокола на противоположном берегу, в городе – один, второй, а затем все вместе. Может, они бьют тревогу? Может, их скоро обнаружат?

Оглохшая от гула колоколов, Фейра потеряла счет времени, и остаток дня провела в беспорядочных попытках подобрать нужные травы и молитвы, пока не начали спускаться сумерки. Фейра понимала, что с каждым часом отцу становится хуже. В отчаянии, она решилась на последнее средство.

Пока не стемнело и храбрость не оставила её, она выбрала из пояса скальпель – острый, как бритва, изготовленный тем же кузнецом, который сделал для неё ложки. Затем она разрезала им рубашку отца посередине и, снимая прилипшую ткань с его опухолей, вскрыла левый бубон. Охваченная внезапным прозрением, она рассекла второй бубон и аккуратно собрала черную кровь в одну из своих склянок, затем приложила немного лимонной мяты к очищенным ранам.

В меркнущем свете она наклонилась к самому лицу своего отца в надежде увидеть какие-то признаки улучшения. Едкий запах лимонной мяты ударил ей в нос и, видимо, ему тоже, потому что чудесным образом он открыл глаза.

– На ней была маска, – сказал он вполне внятно. Он говорил так, словно продолжал неоконченную беседу.

Фейра прижалась к нему, радуясь, и взяла его за руку, прощупывая хрупкую плоть, как тесто:

– У кого, дорогой мой, дорогой отец?

– У неё была маска на палочке, красивая, украшенная серебром и жемчугом. Это была голова лошади, я помню; она походила на единорога из древних сказаний. Я плохо говорил по-венециански, но мы больше объяснялись жестами, как в театре теней – ты помнишь театр теней? – Его янтарные глаза потускнели теперь, но он узнал её, задавая вопрос.

Фейра кивнула и сжала его руку. Тимурхан водил её однажды в театр теней карагез в Бейоглу – тонкие, с причудливыми узорами, силуэты калифа и наложницы, которые двигались и танцевали всегда только в профиль, словно были живыми и дышали.

– Я спросил, любит ли она ездить верхом, и она, прижав руку к груди, сказала, что это её страсть, а затем показала мне свое кольцо – изысканное украшение из хрусталя. Подарок от её любящего дяди – он был дож. Потом мы мчались верхом мимо лимонных деревьев, которые подбадривали нас своим шепотом. Кони топтали копытами плоды. Я всё ещё помню их запах, Фейра. Я всё ещё чувствую его.

Она улыбнулась, зная, что он уловил аромат лимонной мяты, и надеясь, что операция прошла успешно, и теперь он поправится.

Минуту спустя его не стало.

* * *

И снова Фейре пришлось выбирать между колодцем и морем, но на этот раз причина у неё была более печальной. Она не хотела хоронить отца в земле, где молились чужому богу, и не могла рисковать, подыскивая другое место. Она также не хотела, чтобы отец покоился в море. Хотя океан был его домом, она не могла допустить, чтобы его, распухшего, вражеские воды вынесли на вражеский берег. Она выбрала колодец, потому что там он окажется погребенным под землей, как учил Пророк, но будет огражден каменной стеной от нечистого места, окружающего его. Эти развалины покинуты – вряд ли кто-то придет за водой к этому забытому источнику. И, возможно, однажды, если будет на то воля Божья, она вернется сюда и перевезет его кости домой, чтобы похоронить их со всеми почестями.

Она не смогла бы дотащить кровать до колодца, поэтому перекатила Тимурхана с постели прямо в покрывале, благодаря Бога за то, что оно скрывает его с ног до головы, и ей не придется видеть милое безжизненное лицо.

Все же ей, ослабленной болезнью, потребовалось больше часа, чтобы добраться с ним до колодца. Она глотнула напоследок воды из колодца, затем подтянула отца, уцепившись за его одежду, как гигантскую рыбу, и с трудом наклонила его над краем каменного резервуара, сжав в последнем, леденящем душу объятии, прежде чем выпустить из рук. Фейра закрыла глаза и, только услышав всплеск воды от падения Тимурхана, посмотрела вниз. На мгновенье запелёнутый труп застыл вертикально, словно стоял, а потом колодезная вода, поднявшаяся из-за дождя, поглотила его.

Фейра смотрела, как появились пузырьки, а затем вода снова сделалась недвижной. Она теребила кольцо на пальце, подумывая, не бросить ли его вслед за отцом, чтобы у него осталось что-то от её матери. Но её отец был в Джанна, а она здесь, и это кольцо – единственное, что связывало её с семьей, с матерью и, что самое невероятное, с дожем.

Внезапно она поняла, что кольцо спасёт её. Она отправится к дожу. Ей не удалось отвратить чуму от его города, но она могла вымолить у дожа безопасное возвращение в Турцию, пробудив у него с помощью кольца воспоминания о любимой потерянной племяннице Сесилии Баффо.