Венецианский контракт

Открыв глаза, она заметила знакомое мерцание позолоты на другом конце площади. Перевернутая «V» блестела над дверью – такие знакомые и дорогие её сердцу очертания. Фейра поднялась и пересекла площадь, всматриваясь в обволакивающий туман. Она остановилась на пороге перед двойными дубовыми дверями. Она не ошиблась. Над дверью, выгравированный в камне и покрытый позолотой, висел циркуль.

Дом с золотым циркулем над дверью.

Вдруг до неё донеслись крики её преследователей и звон их оружия. Она отчаянно забарабанила в дверь, колдовская сила этих улиц не давала понять, где они – далеко отсюда или совсем близко. Дверь открылась, за ней стоял человек с седеющими волосами, которые торчали в разные стороны непослушными прядями. Его тонкие губы раскрылись в удивлении, а в испачканной чернилами руке болтались новомодные очки.

– Человек по имени Суббота, – выдохнула Фейра. – Мне нужен человек по имени Суббота.

– Это я, – ответил он, – но мне нечего дать тебе.

Он хотел было захлопнуть дверь, но она вставила в проем ногу в оставшейся жёлтой туфельке.

– Пожалуйста, – взмолилась она, срывая с пальца кольцо с конями и стараясь найти нужные слова. – Ради этого кольца. Именем Сесилии Баффо, вашего друга.

Невыносимое давление на ногу ослабло. Человек с любопытством взглянул на кольцо, затем на неё, затем осмотрел улицу за её спиной – направо и налево, быстрыми, словно птичьими движениями. Наконец, схватив её за руку, он втащил девушку внутрь.

Фейра ничего не различала в тусклом свете свечи и только услышала глухой удар закрывшихся за ней дубовых дверей.

Она была в безопасности.

Глава 16

«Сесилия Баффо, – произнес человек по имени Суббота. – Вы должны извинить меня. Вот уже много лет, как я не слышал этого имени».

Фейра перестала есть и взглянула на него. Глаза его, казавшиеся неестественно большими в очках, устремились вдаль. Он обернулся к ней, и стеклянные круги его очков в свете свечи превратились в плоские золотистые монеты, скрывая глаза. Но его тонкие губы улыбнулись: «Вкусно?».

Она кивнула, поскольку не могла говорить с набитым ртом. Он принёс ей тарелку с едой, которую «украл на кухне». Ломоть хлеба, кусок сыра и вяленую рыбу она проглотила мгновенно, хотя знала, что после длительного голодания надо есть медленно, хорошенько прожевывая пищу. Но ей было все равно. Она выросла во дворце, и всё же этот ужин был самым вкусным, какой она когда-либо пробовала.

Они находились в небольшой невзрачной спальне с низенькой кроватью, стулом и распятием на стене. На кресте маленький Пророк, которого она уже видела, висел в причудливой позе и умирал с терновым венцом на голове. Фейра намеренно села на кровати спиной к Пророку, но она так устала, так проголодалась, так замёрзла, что ей не страшен был и сам дьявол.

Наевшись и согревшись, она принялась рассматривать этого необычного человека. На нём были камзол и рубашка, штаны до колен, чулки и мягкие кожаные туфли. Его взъерошенные волосы торчали во все стороны, а впалые щеки были покрыты пепельной щетиной. На длинных чувственных руках, испачканных чернилами, с шелушащейся сухой кожей были видны красные пятна, которые он нервно расчесывал. Он то надевал, то снимал свои очки, садился и снова вставал, словно не мог успокоиться. Когда он говорил, слова так и сыпались у него с языка – словно щебет, взволнованный и возбужденный; манера разговаривать и суетливость придавали ему сходство с птицей.

– Я знал Сесилию Баффо, – сказал он. – Давным-давно, в пору её молодости я был её учителем рисования. Я служил герцогу Николо Веньеру на острове Джудекка. – Он прекратил шагать по комнате. – Вы слышали об этом месте?

– Джудекка. Слышала, – тихо ответила Фейра.

– Герцог Николо хотел обучить свою единственную дочь всем искусствам, приличествующим молодым дамам, чтобы в своё время она удачно вышла замуж, оправдав все его надежды. Я был тогда молодым чертежником, одаренным не по годам. Мы были ровесниками. Я был очарован ею, но и помыслить не смел, что она заинтересуется таким, как я, но она все же обратила на меня внимание.

Фейра взглянула на него по-новому. Она представила, каким он был, когда взъерошенные седые волосы были черными, а лицо подтянутым и гладко выбритым. Он действительно мог быть красивым.

– Она как раз вступала в наследство. – Он вскинул голову. – Я имею в виду не её богатство, а красоту. Никогда не видел столь прекрасного создания; таких золотистых волос и голубых глаз, а талия – тоненькая, как у борзой.

Он суетился возле небольшого окна, мысленно перенесясь в другое место и в другое время, где тысячи звёзд мерцали в густом тумане.