Вторая часть плана была не столько простой, столько бесстыдной. После пира, далеко за полночь, когда все разошлись по своим покоям, я для начала полностью от и до проинструктировал королеву, которая слушала меня разинув рот и с пылающими от стыда щёками, что ей сегодня нужно будет делать и не слушая её бормотания молитв, которыми она пыталась оградиться от искушающего её грешную плоть демона, то есть меня, заставил повторить на словах, что я сказал. Получилось это далеко не с первого раза, но как только я понял, что она хоть немного созрела, сначала заставил выпить немного крепкого вина, затем мэтр Рене натёр её тело теми притираниями и маслами, которыми пользовалась нынешняя королевская фаворитка, следом одел Беренгарию в украденный мной и перешитый мастером ночной комплект одежды фаворитки. Оценив результат своих рук, мы переглянулись. Он кивнул и я укрыв девушку широким плащом с капюшоном отвел её в королевскую опочивальню. Само собой предварительно убрав оттуда женщину, которая там расположилась до неё. Когда всё было готово, я послал пажа к королеве-матери, активно спаивающей своего сына, а точнее доводящей его до нужной кондиции, которая моего появления моего посланника, пожелала Ричарду спокойной ночи и удалилась, оставив его в недоумении хлопать глазами.
Поднявшись на пошатывающихся ногах, он в сопровождении таких же пьяных приятелей пошёл в свои покои. На подходе к которым я устранил всех его пьяных сопровождающих, и помог ему войти внутрь. Затем подсмотрев, что он раздевается и голым лезет в кровать, а проинструктированная королева не лежит при этом бревном, я счёт свой долг полностью выполненным и вышел из королевских покоев. Закрыв дверь, я посмотрел на сорок королевских гвардейцев, которых загнал на эту ночь в его крыло, только чтобы они охраняли всего одну единственную дверь
— Если вы, хоть кого-то до утра сюда пропустите, — я упрямо старался не замечать тщательно сдерживаемые улыбки на лицах суровых вояк, — лично прослежу за тем, чтобы вы охраняли всю жизнь только коровники.
Они закивали головами, а я для острастки, ещё раз показал им кулак, отправившись спать сном ангела с абсолютно чистой совестью.
По утру, как и сговаривались с королевой-матерью вчера, я встал пораньше и одевшись при помощи пажа, заторопился вниз, в зал для завтраков. Королева-мать уже была там, в окружении фрейлин, которые только и говорили о внезапно изменившейся королеве, и сидела она лицом к проходу, чтобы видеть всех, кто входит.
Поклонившись и поцеловав ей руку, я занял место рядом. Мы оба молчали, ничего не говоря, просто завтракали и ожидали результатов своего заговора. Шум, означающий приближение короля мы услышали оба и отложив приборы, с жадностью смотрели, выйдет ли Ричард один, как он это всегда делал после ночи, проведённой с фавориткой, или же что-то изменилось в отношениях супругов.
Когда пунцово красные, держащиеся за ручки Ричард и Беренгария вошли в зал, сопровождаемые восхищёнными криками придворных, мы с Алиенорой понимающе обменялись друг с другом взглядами и молча принялись за завтрак.
— Ну Ричард?! — ныл я, сидя в повозке, едущей рядом с конём короля, — ну где же твоё благородное, доброе сердце?
Едущие по бокам лорды, тщательно сдерживались, а кто внезапно начинал кашлять, тот под общими гневными взглядами отъезжал от авангарда войск в кусты.
— Сгинь демон! — король даже не повернул голову в мою сторону.
— Ваше величество, ну я же хотел, как лучше, — я умоляюще сложил руки, протягивая их к нему.
От отряда отделилось сразу два лорда и позади, в далёких кустах раздались громкие звуки смеха. Бровь короля дрогнула, но лицо всё равно осталось каменным.
— Этого не стал делать твой отец, но видит Бог, нужно сделать мне, — яростно проговорил он дальше, — закую тебя в цепи и брошу с самой высокой скалы, которую только найду в своих землях.
— Ричард! — тут уже возмутился я, — ты же знаешь, что я отлучён, а это значит меня не отпоют попы в церкви, после смерти. Ты возьмёшь на свою душу такой грех? Мы ведь тогда вместе будем вариться в одном котле.
— Ну ладно ты, с тобой всё понятно, — он был всё ещё зол, не смотря на прошедшие три недели, после того, как у одной не в меру счастливой королевы не развязался язык, видимо от множественных оргазмов. Эта дура взяла и выложила Ричарду всё, что произошло в тот день и главное в ту ночь, когда она лишилась девственности.
Как и предсказывала Алиенора, ещё на стадии планирования заговора, гнев Ричарда был страшным. И если с женой, как с тоже пострадавшей стороной, он разбирался не стал, зато вылил всё своё негодование на двух, самых злостных, мерзких интриганов которых по его словам он только встречал в своей жизни. Ну, то есть это я и королева-мать. Больше он с нами не разговаривал, не ел в нашем присутствии и не приглашал на совместные прогулки или охоту.