Венеция. История города

Возможно, самые известные из средневековых монументов Вероны — это могилы Скалигеров на окруженном стеной и оградой пятачке у церкви Санта-Мария Антика. Будто верный паж былых времен, охраняющий покой своего лорда, служащий в синей рубашке, стоящий у входа, подозрительным взглядом выискивает людей, не купивших билет у Торе деи Ламберти. На возвышениях рядом с церковью и за оградой расположены гробницы, по сравнению с которыми здание храма кажется почти игрушечным. В них покоятся покровитель Данте Кангранде (умер в 1329-м), Мастино II (умер в 1331-м) и Кансиньорио (умер в 1373-м). Меч Мастино и копье Кансиньорио устремлены ввысь, некоторые фигуры украшают крылья, а последнее надгробье, богато отделанное барельефами, не только отличается небывалой высотой, но и занимает огромную площадь. Скалигеры стараются недвусмысленно заявить о своем статусе и надеждах, сколь бы несбыточными они ни были.

Мемориал Кангранде — это копия. Подлинная фигура и фрагменты ее меча находятся в музее Кастельвеккьо. В течение долгого времени он оставался главной крепостью и дворцом этого города, а в январе 1944-го именно здесь бывший министр иностранных дел при Муссолини граф Галеаццо Чиано и пятеро его сподвижников попытались совершить государственный переворот. Архитектор Карло Скарпа превратил Кастельвеккьо в один из самых оригинальных и интересных музеев современной Италии, мастерски включая старые стены и уцелевшие части здания в новые галереи и выставочные пространства. Кангранде выставлен здесь достаточно эффектно, и производит значительно более сильное впечатление, чем в тесном церковном дворе. Обширная коллекция включает также фрески (некоторые фрагменты остались на тех же местах, где они находились, когда музей еще был дворцом) и sinopie (наброски мелом под самими фресками), картины и в первой галерее несколько замечательных средневековых статуй. Прекрасно сохранившиеся изваяния святой Марты из церкви Сан-Фермо (начало XIV века) и святого Бартоломео (конец XIV века), оба — работы Веронезе, наиболее человечны и доступны восприятию из всех представленных здесь. Бартоломео, кажется, вот-вот заговорит, но в то же время он не теряет своей святости, отстраненности, «средневековости». В соответствии с этом переходным состоянием его глаза окрашены черным, но выглядят они несколько неправдоподобно, поскольку в них не обозначены зрачки. Одна рука, которая прежде либо благословляла зрителя, либо держала какой-то предмет, отсутствует. В другой руке он держит свиток, где на латыни он сам объявляется, внушительно и убедительно, изгнателем демонов, разрушителем идолов и omnium protector (всеобщим защитником).

Список богатств Вероны можно продолжать: множество интересных и элегантных зданий на пьяцце делле Эрбе и пьяцце деи Синьории, среди которых особенно выделяется Лоджа дель Консильо с ее фасадом эпохи Возрождения насыщенного желтого цвета, возвышающимся над стройными колоннами галереи и украшенным фресками и маленькими статуями таких героев Веронезе, как Катулл и Витрувий; Джардино Джусти, сад XVI века, где «огромные кипарисы взмывают в небо, как шпили» (Гёте); чудесный средневековый дом и могила, романтично приписываемая шекспировской Джульетте, несмотря на то что в первой версии этой истории она жила в Сиене. Но, возможно, лучшим завершением визита в Верону станет возвращение в Венецию, которое позволит еще раз насладиться контрастом. Гёте, радостно сбежав от политических и социальных обязанностей, ожидавших его по ту сторону Альп, нашел чрезвычайно интересным свое осеннее путешествие по Вероне, Виченце и Падуе и раскинувшимся между ними виноградникам и холмам, с которых открывались великолепные виды: «изобилие цветов и фруктов, свисающих с деревьев и через ограды и стены», крыши, «обремененные грудами тыкв, и удивительнейшие на вид огурцы свисают с шестов и шпалер». Но именно приезд в Венецию он прочувствовал, как настоящее событие.

А значит, было написано на моей странице в Книге судеб, что в пять часов вечера сентября двадцать восьмого дня в год 1786 мне суждено лицезреть Венецию в первый раз, и я вошел в этот прекрасный островной город, эту бобровую республику. И вот теперь, слава Господу, Венеция не просто слово для меня, не пустое имя, что так часто тревожило меня, смертельного врага слов.