Веронезе, Тинторетто и многие другие работали над украшением самого большого помещения — зала Большого совета, где собирались 1500 его членов. Их окружали внушительные изображения побед Венеции над турками, генуэзцами, миланцами и так далее, а со стен взирали на них идеализированные портреты дожей вплоть до Франческо Веньера, умершего в 1556 году, написанные в основном Доменико Тинторетто. Череда дожей на стенах прерывается только один раз — в назидание и предостережение. Портрет Марино Фальеро закрашен черным, и там же видна суровая надпись по-латыни: «
Веронезе вместе с Франческо Бассано выиграл еще один конкурс и получил заказ нарисовать большой «Рай» на одной из стен зала. В 1588-м Веронезе умер, и после нового конкурса проект был передан Джакопо Тинторетто, хотя на практике не он, а его сын Доменико проделал большую часть работы. Толпа спасенных и заполняющие промежутки сияющие ангелы озаряют присутствием земных победителей и изображенных на стенах правителей.
И хотя дворец ничуть не походил на крепость, здесь все-таки имелось все необходимое, чтобы принять быстрые меры в случае мятежа. Ричард Лассел, посетивший Венецию в середине XVII века, обнаружил, что в оружейной «мушкеты всегда заряжены, их перезаряжают каждые три месяца, и вместе с копьями и мечами они стоят в таком идеальном порядке, что стоит расстегнуть кожаный ремешок, придерживающий их, и они упадут вам прямо в руку без всякой путаницы. Таким образом тысяча или полторы тысячи человек могут вооружиться менее чем за полчаса». Существовал и более оригинальный механизм:
Огромный железный шар в два раза больше человеческой головы, пробитый насквозь, как эфес с чашкой: внутри него есть пружина, и если спустить ее веревкой, она выбивает искру в порох, что лежит вокруг этого большого шара, и в этот порох столько фитилей опущены, сколько есть там мушкетов, и половина каждого фитиля свисает наружу, а вторая половина находится внутри: так что (если будет нужда) первый человек, который войдет туда и выдернет упомянутую веревку, зажжет все эти фитили, и каждый схватит один фитиль и мушкет, и сенаторы выйдут уже солдатами.
Какой-нибудь древний доктор Кью с большим удовольствием продемонстрировал бы что-то в этом роде Джеймсу Бонду. Показывая оружие и механизмы таким иностранцам, как Лассел, венецианцы поддерживали образ неприступной Венеции, тогда как реальная власть государства уже шла на спад. Если суровые сенаторы с такой скоростью преображаются в солдат, то, возможно, и в международном масштабе Венеция способна ответить не менее оперативно, думали приезжие. Но в 1688-м Франсуа Миссьон, гугенот, постоянно проживавший в Англии, заметил, что «машина… для зажигания пятисот фитилей одновременно… немного неисправна».