Венеция. История города

Золото и синева апсиды контрастируют с более бледными цветами остальной части церкви: белым и серым цветом панелей каменного византийского иконостаса (барельеф XI века с павлинами и львами), колонн и их коринфских капителей (отчасти — античных). Напольная мозаика добавляет немного света, но в целом она строже, сдержаннее мозаик в базиликах Санти-Мария-э-Донато и Сан-Марко, и перемежается с большими плитами греческого мрамора.

На наружной арке апсиды, над Святой Девой, высокие фигуры архангела Гавриила и Марии представляют сцену Благовещения. Позволив взгляду скользнуть немного ниже, вы обнаруживаете намек на то, что последует за этой сценой: мозаичное изображение Богоматери с Сыном. Ниже расположены мозаичные апостолы и зримые напоминания об основанной ими церкви: ранние, довольно потертые кирпичные скамьи для духовенства и епископский престол, алтарь, а под ним останки одного из новых святых в золотой маске, святого Гелиодора, епископа Алтинума. Благовещение логически предшествует всему этому и тем не менее как визуально, так и теологически они существуют параллельно, одновременно. Сколько бы времени ни проходило, Мария остается будущей Богоматерью, получающей благую весть, Иисус — благословляющим младенцем и одновременно взрослым, умирающим и восстающим, а церковь и ее апостолы и святые повторяют все то же послание и стремятся к тому же божественному безвременью.

Но что касается линейного времени, мы переходим в противоположный конец церкви, к большой мозаике Страшного суда, окончания человеческого времени. И хотя содержание ее традиционно и некоторые фигуры — чопорно иератические, от нее исходит ощущение энергии и силы, чему способствуют красноречивые жесты персонажей, изображенных на мозаике. Их руки хватают, провозглашают, указывают, умоляют, потрясают копьями и трубами, сжимают кресты, приветствуют и молятся. Современному взгляду (и шее) нелегко рассмотреть эту огромную сцену во всех подробностях, но внимание будет вознаграждено. Иконографическая схема разработана с неожиданной логичностью и точностью. Вверху, на тимпане, расположено распятие, и в первую очередь взгляд устремляется именно к нему. Затем, продвигаясь вниз, мы видим Воскресение. В этой сцене закономерно крупная фигура Христа победно повергает в прах врата Ада. У его ног, среди ключей и разбитых замков лежит Сатана. Христос пришел освободить Адама (белобородого старца, которого он хватает за запястье), Еву и остальных, включая царя Соломона и Давида (оживленно жестикулирующая пара слева в богатых одеждах и драгоценных украшениях). Небольшая вставка пониже королей изображает души некрещеных, томящихся в лимбе в ожидании освобождения. Они же изображены справа, ниже патриархов древности, рядом с Иоанном Крестителем, провозглашающим победу Христа и исполнение его пророчеств и Ветхого Завета. Все это происходит между двумя властными фигурами, архангелами Михаилом и Гавриилом. («Архангелы, великолепные и внушающие ужас, похожие на древних ацтеков», — говорит Онор.)

Мы переводим взгляд еще ниже и на следующем регистре видим Христа, готового объявить начало Страшного суда. По сторонам от него — Богоматерь и Креститель, богато украшенные архангелы и апостолы (им больше всего не повезло при реставрации). У ног его огненная река течет к проклятым, изображенным двумя регистрами ниже. Непосредственно под ним, по обеим сторонам реки, находятся огненные колеса и ангелы из видения пророка Иезекииля. На следующем уровне тоже готовятся к Страшному суду. На задрапированном черным троне лежит Книга судеб. Слева и справа — самые живые сцены на этой картине. Слева — два ангела на бегу дуют в трубы, при звуке которых дикие звери — лев, слон, гиена, леопард, волк и гриф — отпускают своих жертв. Из пасти гиены появляется рука, из волчьей — голова, и так далее. Мертвые, чьи тела не были растерзаны, поднимаются из своих могил, расположенных чуть выше животных. А в это время справа, еще больше удивляя современного зрителя, ангел разворачивает звездное небо у края мира, пока двое других повелевают морским гадам выплевывать свои жертвы.