Венеция. История города

Кориэт осмотрел церковь, тщательно скопировал для своих читателей длинные латинские надписи, вроде надписи на северном трансепте, описывающей историю костей Первомученика, или первого мученика святого Стефана, приобретенных церковью, которая стояла на этом же месте в XII веке. Побивание Стефана камнями иллюстрирует картина, возможно, принадлежащая — по крайней мере, частично — кисти Тинторетто, чьи более поздние «Тайная Вечеря» и «Манна Небесная» висят в святая святых. В 1780-м Уильям Бекфорд, богатый и во всем стремившийся к утонченности путешественник, иначе представлял себе удовольствие от посещения церкви. Он «раздобыл гондолу» и «запасся виноградом» с торговых плотов и барж на Большом канале, его отвезли к Санта-Мария делла Салюте, и под ее куполом он какое-то время «наслаждался одиночеством». Затем «перенесся по волнам к красивой пристани перед Сан-Джорджо Маджоре, одной из самых прославленных работ Палладио». И там, где более торопливые или менее утонченные приезжие могли пройти прямиком в церковь, Бекфорд подождал, пока «первый порыв радости» стихнет, и лишь тогда позволил себе созерцать здание. Изучив «изысканную композицию каждого отдельного украшения», чтобы объединить «точно рассчитанные пропорции и возвышенный общий эффект в единое целое у себя в голове», он «установил свой зонтик у границы моря и неторопливо созерцал длинную череду дворцов, портиков, башен, открытых взгляду со всех сторон и простирающихся далеко за горизонт…»

Окинуть одним взглядом эти величественные сооружения, оставившие такой яркий след в истории прошедших веков, дворцы и храмы, перед которыми в дни процветания республики так много доблестных вождей и князей ступали на берег, принося богатую добычу с востока, — этого зрелища давно и пылко желала душа.

На острове только «пожилые поклонники старины, едва передвигая ноги, стремились к предмету своего поклонения», «гул и суета города» остались далеко, «и так я ел виноград, читал Метастазио[20], и никто не досаждал мне ни любезностью, ни любопытством». И только когда солнце стало сильно припекать, он наконец вошел — вероятно, изящной, размеренной походкой — в просторный неф. Здесь он полюбовался «мастерской конструкцией крыши» («сводчатой и пустой, как ореховая скорлупка», заметил Кориэт) «и легкостью ее арок». Затем его «взгляд естественно перешел на пол, мощеный белым и красным мрамором, отполированный и отражавший, как зеркало, уходящие вверх колонны».

Палладио в свое время надеялся перестроить центр Венеции, но его проекты были отвергнуты консервативным большинством патрициев. И вместо этого он работал на окраинах города, включая остров Сан-Джорджо и отделенный от него узким каналом большой остров Джудекка. Покинув пределы Сан-Джорджо, Бекфорд, «исполненный пророчеств и предчувствий», вернулся в свою гондолу и «прибыл, сам не знаю как, к подножью лестницы, что ведет к церкви Иль Реденторе». Не будь он настолько погружен в себя, проплывая вдоль Джудекки, он мог бы заметить еще одну церковь, спроектированную Палладио. Церковь Санта-Мария делла Презентацьоне обычно называют Ле Дзителле («Девы», из-за девушек, которых обучали плетению кружев в примыкающей богадельне, основанной в 1561 году). Эта убедительная и простая, увенчанная куполом церковь, выполненная отчасти в римском стиле, теперь стала конференц-центром, открытым для широкой публики только во время воскресной мессы. Палладио спроектировал ее примерно в 1570-м, но построил ее Джакопо Боццетто, через несколько лет после его смерти в 1580 году. В последние годы жизни Палладио работал над более эффектным проектом церкви Христа Спасителя (Иль Реденторе), одного из самых убедительно классических зданий в Венеции (завершен в 1592-м). Как с некоторым преувеличением говорит Бекфорд, «строение такое простое и изящное, что мне показалось, я вхожу в античный храм, и я огляделся в поисках статуи дельфийского бога или другого милосердного божества». Но досадным признаком того, что церковь все-таки христианская, маячило впереди огромное бронзовое распятие, «фигуры унылых мучеников подглядывали из ниш», да «колыхались перед алтарем растрепанные бороды капуцинов». На конфессиональную принадлежность храма указывали, как это ни удивительно, и «апельсиновые и лимонные деревья» в нефе. Как он узнал, деревья были нужны для больших праздников, когда «всю церковь целиком превращают в беседку, усыпают каменный пол листьями и украшают купол цветами». Капуцины традиционно предпочитали окружение более аскетичное, и когда появилась эта церковь, они принялись жаловаться на излишнюю роскошь.