Шелли приехал по деликатному делу — как представитель сводной сестры Мэри Шелли Клэр Клэрмонт, у которой был ребенок от Байрона. Байрон, воспользовавшись неоспоримым мужским правом тех дней, не счел Клэрмонт подходящей матерью и забрал у нее дочь, Аллегру. В палаццо Мочениго Шелли выслушал заверения друга, что Аллегре скоро позволят проводить некоторое время с матерью. Так и случалось, но долгое время они будут жестоко разлучены, пока девочка не умрет в монастыре в возрасте пяти лет в 1822 году. Но тогда у Шелли с Байроном вскоре завязался оживленный разговор о поэзии, религии и обо всем остальном. Поэты проговорили весь вечер и всю ночь, во дворце и катаясь на лошадях по Ли до. Разговор часто возвращался к фундаментальным различиям в их убеждениях. Идеалистическая вера Шелли во «власть человека над собственным разумом» резко контрастировала со скептицизмом Байрона. Впоследствии и эта прогулка, и споры воплотились в поэму Шелли «Юлиан и Маддало». Там же он описывает Лидо 1818 года:
Совсем недалеко от Лидо, со стороны лагуны, находится армянский монастырь со своей колокольней и садами. Когда турки захватили Модон в южной Греции, Петр Мануг, прозванный Мехитар («утешитель»), и другие армянские монахи бежали в Венецию. В 1717-м республика даровала им остров Сан-Ладзаро, где одно время было поселение прокаженных. Байрон, искавший себе каких-нибудь занятий, кроме конных прогулок, плаванья, любовных приключений или стихосложения, брал здесь уроки армянского у отца Паскаля Ошера в 1816 году. Он говорил своему другу Тому Муру: «…мне нужно было что-нибудь скалистое, обо что я разбивался бы, как прибой, а это — самая сложная вещь, которую мне удалось найти здесь в качестве развлечения. Я выбрал именно ее, чтобы пытками заставить себя сосредоточиться». В свою очередь, он помог составить и, что более важно, организовать издание армянской грамматики. Монахи до сих пор с гордостью демонстрируют «комнату Байрона» и другие связанные с ним реликвии.
Между Сан-Ладзаро и Венецией притаился остров Сан-Серволо. Когда-то здесь был монастырь бенедиктинцев, а затем, с 1725 года — сумасшедший дом для страждущих из богатых семей. Юлиан и Маддало из поэмы Шелли приплывают на гондоле к «тоскливой, уродливой громаде без окон», чтобы увидеть человека, потерявшего рассудок от разочарования в своих надеждах и оттого, что любимая оставила его, — что дало дополнительную пищу их спорам о человеческой природе. Сегодня пациентов здесь уже давно не осталось. В конце концов остров стал центром тренировок по охране окружающей среды, которые проводились здесь в 1980-х и 1990-х годах. Но какое бы применение ни находили этим тихим уголкам, кое-что остается неизменным. Мы все еще можем укрыться здесь и наслаждаться тем, ради чего Маддало привез сюда впервые Юлиана вечером: великолепным зрелищем «сияющих храмов и дворцов», когда «земля и вода растворяются в озере огня».
Глава восьмая
Театральная Венеция: опера, карнавал и кухня