Венеция. История от основания города до падения республики

К несчастью для Венеции, события развивались слишком быстро, чтобы она могла воспользоваться какими-либо выгодами, приобретенными за счет этого выбора. К началу осени 1521 г. объединенная армия папы и императора отправилась в поход. В отсутствие сопротивления со стороны французов она промчалась по Ломбардии, 19 мая захватила Милан, а затем один за другим Лоди, Парму, Павию и Пьяченцу, не сделав при этом почти ни единого выстрела. 1 декабря Лев Х скончался от внезапной лихорадки, которую подхватил на охоте. Будучи флорентийцем и представителем семейства Медичи, Лев X всегда питал традиционную враждебность к Венеции, а венецианцы от души ненавидели его в ответ, так что встретили новость о его смерти радостным ликованием по всему городу. Санудо назвал ее «чудесной и великолепной новостью» (miraculosa e optime nuova); создалось впечатление, говорил он, будто республика одержала великую победу или умер главнокомандующий турок, ибо Лев X был «погибелью христианского мира». Однако ликование довольно быстро прекратилось, когда стало известно имя его преемника: вопреки их надеждам папой стал не их соотечественник кардинал Доменико Гримани, а человек, который мог быть лишь марионеткой императора, – голландец Адриан ван Утрехт, некогда воспитатель Карла, а тогда вице-король в Испании. Надежда вновь пробудилась в следующем году, когда Адриан умер, но поводов для радости оказалось еще меньше, когда в ноябре 1523 г. конклав проголосовал за очередного Медичи – двоюродного брата Льва Х Джулио, взявшего себе имя Климент VII.

К тому времени со сцены ушел и дож Антонио Гримани, успев, правда, дать своим соотечественникам повод сильно пожалеть, что они вообще его избрали. Нет ничего удивительного в том, что он оказался нерешительным, слабым и откровенно дряхлым правителем. К несчастью, вдобавок он отличался упрямством и отказался от предложенной пенсии 2000 дукатов в год и государственных похорон после смерти в обмен на отказ от трона – это предложение сделал ему потерявший терпение сенат. Единственным утешением было то, что он вряд ли мог протянуть еще долго, и 7 мая 1523 г. венецианцы с облегчением узнали, что он наконец умер. Похоронили его в соответствии с его скромными заслугами в церкви Сант-Антонио ди Кастелло, которую почти три века спустя разрушил Наполеон, чтобы освободить место для общественного парка[279].

Преемник Гримани, Андреа Гритти, был гораздо более впечатляющей фигурой. Высокий и невероятно красивый, он выглядел моложе своих шестидесяти восьми лет и хвастался, что не болел ни дня в своей жизни. В молодости он сопровождал своего деда во время дипломатических миссий в Англию, Францию и Испанию, бегло говорил на этих трех языках, а также на латыни, греческом и турецком. Турецкому он обучился во время длительного пребывания в Константинополе, во время которого его арестовали по обоснованному обвинению в шпионаже и бросили в тюрьму; его не посадили на кол лишь благодаря протекции его личного друга визиря Ахмеда. Говорят, что Гритти тем не менее был очень популярен и среди турок, и в европейской колонии, несколько представительниц которой в слезах дежурили у тюремных ворот, когда его туда привели. Позже он безупречно служил дипломатом и участвовал (по гражданской линии) в войне Камбрейской лиги; на момент избрания дожем 20 мая 1523 г. он был проведитором армии. С учетом его послужного списка может показаться странным, что он так и не сумел внушить любовь народу в целом; но венецианцы надеялись на избрание его главного соперника Антонио Троно и во время церемониального обхода площади упорно напевали на гортанном венецианском диалекте: «Um, Um, Trum, Trum». Правда, ни тогда, ни позже собственная непопулярность у населения нимало не тревожила Гритти.

Вероятно, главным достоинством Андреа Гритти выборщики сочли его дипломатический опыт, поскольку его возвышение произошло тогда, когда республика вела с империей весьма деликатные переговоры. Карл V оказался совершенно иным правителем, чем его дед, – не только по причине своего богатства или размеров владений, но и по характеру и политическим взглядам. «Господь уготовил вам путь монарха всего мира», – сказал Карлу его канцлер Меркурино ди Гаттинара, когда он взошел на трон, и император никогда об этом не забывал. Для него правление было не личным стремлением, а священным долгом, исполнением Божьего Промысла: христианский мир должен в политическом и духовном смысле объединиться под знаменем империи. Тогда, и только тогда он сможет изгнать вторгшихся в него иноверцев, а когда решится вопрос с турками, можно будет обратить объединенные силы против Мартина Лютера и его компании еретиков.