Венеция. Под кожей города любви

— Здесь все цветные, — говорю я громко, ознакомившись со списком, и слышу вокруг одобрительный шепот. Вот так, приехали. Белые западные капиталисты-мужчины правят бал. Трижды ура искусству! Здесь окопались настоящие бунтари! Они готовы ниспровергать основы — стоит только забряцать денежным мешкам.

Одна из положительных сторон проведения всевозможных выставок в Венеции состоит в том, что местной полиции в это время бывает чем заняться. Громкое преступление недели: какой-то злодей тырит из павильона бутылку шампанского (и, по слухам, два бокала), затем дерзко скрывается из-под носа разгневанных стражей порядка.

Джиневра мрачно нашептывает, наблюдая за их беготней:

— У нас в Италии есть поговорка: «Нами правит полиция».

Мы с Джиневрой отлично проводим время, воспринимая выставку как свою персональную кунсткамеру (или паноптикум). Мы обе наслаждаемся суетой, возникшей оттого, что такое множество людей съехались сюда, дабы заявить о беззаветном поклонении массовому искусству. На подобном мероприятии даже слабые работы способствуют созданию атмосферы веселья, праздника. Такой противоречивый многомерный коллаж из видео, живописи, инсталляций и перформанса. И неважно в данном случае, хорошо это или нет: едва ли кто-то из нас станет спорить из-за тематики или цены, приобретая открытку в сувенирном магазине, не говоря уж о том, чтобы обсуждать изображенное на открытке всерьез, с позиций настоящих ценителей искусства. Важно, чтобы она была цепляющей, забавной и живой.

Политизированный коллектив из Нью-Йорка «The Guerrilla Girls» представил изумительную экспозицию. У самого входа, на основное выставочное пространство, они разместили серию огромных, красочных плакатов в китчевом стиле Энди Уорхолла. Плакаты похожи на рекламу малобюджетных фильмов эпохи Никсона. Текст написан броским шрифтом заголовков комиксов:

В 1895 году 2,4 % художников на венецианском Биеннале были женщины.

В 1995 году, сто лет спустя, их число выросло до 9 %

В плакатах множество таких вот выразительных и нелицеприятных фактов. Они действуют как пронзительный звонок будильника, особенно учитывая, как много женщин среди посетителей выставки… Десятки женщин потрясенно вчитываются в эти строчки, лица серьезны, глаза прикованы к словам. Приводятся данные статистики касательно того, сколько женщин было номинировано (и, соответственно, не было) на «Оскар» и другие премии в разных областях искусства. Говорится и о том, что в большинстве музеев самой Венеции женщины-художницы вообще отсутствуют. Тут даже особо нечего комментировать. Невозможно передать чувство горечи от такой несправедливости, от столкновения с этим неприятием, даже ненавистью, оставляющей нас, женщин, в стороне. «The Guerrilla Girls» — единственные, кому удалось представить эти неопровержимые факты с таким вкусом, тактом, страстью и без ненависти к себе.

Вечером в воскресенье, пытаясь выжать последние капли пользы из наших пропусков на Биеннале, мы с Джиневрой обходим павильон за павильоном, изучая расписание церемоний и надеясь, что там нас чем-нибудь накормят. В саду можно бесплатно выпить скверный кофе, Израиль угощает клубникой и вином, а Аргентина предлагает просекко и сочные оливки. Затем мы отправляемся к церкви Ла Пьета на Рива дельи Скьявони, где открытие выставки празднуют марокканцы. Какая удача: на длинных столах расставлены блюда, а на них тарталетки — нежное тесто и печеный шпинат с плавленым сыром, еще шпажки с нанизанными на них тропическими фруктами, жареный миндаль, фаршированные зеленые оливки, ломтики розового прошутто, вкуснейшие печеньица из хрусткого миндаля в жженом сахаре, превосходное красное вино и просекко.

Джиневра и я смешиваемся с толпой, едва выдерживая напор. Ее рост и грация в сочетании с моей гибкостью коротышки позволяют нам совершить двойной маневр: наполнить тарелки в конце ряда (она), затем передать их над головами к низкому круглому столику и уже там запастись сладостями и напитками (я).

— Мы отличная команда! — высказываем единодушное мнение, воссоединившись и устроившись в уголке у входа в церковь. Далее — минут двадцать блаженства: поедаем деликатесы и лениво обмениваемся репликами касательно их качества. Положительно, современное искусство нравится нам все больше.

— Можно считать, поужинали, — говорит Джиневра.

— Ммм… Определенно. Хорошая еда.

— Мне понравилась вот эта штучка. Мне кажется, у меня есть рецепт.

— Да? И много с ней возни?

— Совсем нет. Все дело в том, чтобы миндаль был очень хорошим. Но почему в церквях такие покатые подоконники? Могли бы сделать плоские, а так… Куда прикажете ставить бокалы?

— Я хорошо тебя поэксплуатировала на этой неделе, — удовлетворенно заявляю Джиневре. — Господи, как же ноги болят… Я бы тебе показала, но волдыри такие ужасные.

— Покажи! Пожалуйста! Считай, что я доктор… Ого! Потрясающе.