Венеция. Под кожей города любви

В прохладные свинцовые сентябрьские дни я выхожу из дому только на пробежки, стараясь успеть до захода солнца. Темнеть начинает в семь пятнадцать, а спустя полчаса на город падает черно-синяя ночь, тьма. Похоже, я стала знаменитым спринтером в районе Сан-Марко. Сначала официанты пялились на меня с интересом. Теперь пялятся без всякого интереса.

Лето кончилось, и местные жители ухитрились избавиться от загара, кажется, за один день. Но я остаюсь по-прежнему смуглой, и, вынуждена констатировать, это пагубно сказалось на отношении ко мне: ведь теперь нетрудно понять, что я не итальянка. Как-то захожу в магазинчик дешевых распродаж на Кампо Санта-Маргерита. Дама, стоящая передо мной в очереди, оживленно беседует с кассиршей. Обе прощаются довольные друг другом, покупательница уходит с улыбкой на лице.

— Привет, — говорю я кассирше вполне правильно, не коверкая слова.

Нет ответа.

— Два сорок семь, — роняет она, обработав мои покупки.

Протягиваю деньги.

— Не давайте мне их так, положите на прилавок, — говорит она с возмущением.

Выполняю ее требование.

— Сейчас погляжу, нет ли у меня семи центов… — начинаю я — венецианские продавцы любят, когда им дают деньги без сдачи.

Кассирша меня игнорирует, берет деньги, которые уже лежат перед ней, и кладет сдачу на прилавок.

— А, хорошо, спасибо, — произношу я, собирая монетки.

Она не отвечает. Беру пакет с покупками и прощаюсь: — Пока.

Она не удостаивает меня ответом. В магазине больше никого нет.

То же самое повторяется на почте, у газетного киоска, в аптеке, где я покупаю солнцезащитный крем, — приветливое чириканье с другими клиентами передо мной, полное молчание, когда подходит моя очередь.

Еще одна новость — я больше не хочу ходить в «Cobbetti». Один раз захожу туда, но, прежде чем успеваю раскрыть рот, рыжеволосая женщина и ее молодая коллега хором выкрикивают прямо мне в лицо: «Капучино, большой!» Потом они переглядываются и заливаются громким (недоброжелательным) смехом. Ха-ха-ха… По-видимому, запоздало осеняет меня, они находят нелепым, что я забегаю сюда слишком часто, что я всегда бываю одна и всегда заказываю одно и то же. К тому же, возможно, я бываю слишком лаконичной. Наглядный урок, как правильно вести себя в кафе, тут же преподают мне две посетительницы. К стойке они приближаются неторопливо, раскованно. Впечатление такое, что сегодня им явно нечем заняться — ну, разве что парочка семейных визитов… Впрочем, это вполне может оказаться правдой. Начинаются долгие расспросы о том, какой кофе лучше заказать.

— Синьоры, — слышат они в ответ, — у нас для вас найдется кое-что симпатичное: глоточек изумительного эспрессо с нежнейшей пенной шапочкой. Я подам его в стеклянном стаканчике, чтобы вы могли убедиться, какой богатый цвет у нашего кофе. А если вы беспокоитесь о фигуре, синьоры, то у вас нет никаких оснований для тревоги: молоко мы используем обезжиренное, поэтому и пенка такая воздушная.

Вот как здесь общаются: поэтично, услужливо, легко, с чарующей улыбкой. И никто не должен наскакивать, как я.

После этого захожу в другую пастичерию, по соседству с моим домом. «Pasticceria di Bucintole» расположена в узеньком проулке, где сырые каменные стены сомкнуты так тесно, что двоим точно не разойтись. Здесь высокая стойка и ассортимент довольно богат — множество пирожных на один укус, разные сорта горячего шоколада, кофе и напитков.

Меня обслуживает женщина с мрачным лицом без намека на улыбку. Коренастая брюнетка, она напоминает повариху из исторического фильма: широкое лицо, сильные руки и прочее.

— Добрый день, — щебечу я.

— Добрый.

— Можно мне капучино без кофеина?

— Да.

— И… — Совершенно ясно, что дама за стойкой не придет мне на помощь, если я, не зная названий всех пирожных, спрошу, что внутри у понравившегося мне, поэтому тычу в то, которое могу опознать. — И к нему маленький кусочек тирамису.

— Хорошо.

— А можно мне сесть внутри? — пищу я.

— Садитесь. Я сама все принесу.

Приносит. Пирожное выше всяких похвал — сочное, горьковато-сладкое, с легким привкусом миндаля. Все вместе стоит три евро, вполне умеренно. Получив заказ, я улыбаюсь и благодарю. Никакой реакции — дама возвращается за стойку.

Через минуту входят, стуча каблуками, двое итальянцев, по виду бизнесмены. Барменша поднимает глаза и преображается — подается вперед, улыбается: она рада гостям. Нет, она просто счастлива быть к их услугам.

— Итак, — отрывисто бросает пожилой джентльмен, — два кофе. Один — обычный эспрессо, и стакан воды, очень холодной. Второй — маккьято. Да, и pastine, пожалуйста. Вот эти — с чем они?

— Это корзиночка с ягодами, — отвечает дама с готовностью. — Здесь черника, ежевика и земляника, сделано сегодня утром, ручная выпечка.

— А это? — Он тычет пальцем во что-то еще.

— Дзабальоне[27].

— А вот это там, что это такое?

— Персик и шоколад, синьор. Персиково-шоколадное пирожное, — говорит она и подмигивает.

— А! Ясно, ясно. Отлично. Одно такое для меня и вон то для моего друга. Спасибо.

Я записываю этот диалог, притворяясь, что внимательно штудирую местную газету.