Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

На Piazza музык<а> духовая, на Can gr перед балкон<ами> и садиками больших отелей лодки с музыкантами и певцами, к<ото>р<ые> в то же время играют на скрипках. В 8 ч. когда прозвонят часы публика вокруг и у столик<ов>, все больше, газеты, цветочницы, продавцы фрукт<ов>, сладостей, мальч<ики> ищущие окурков[405]. Grazia Buona Sеra. Прямо в бутоньерку. Небо темнеет и становится настоящим южным. Мало звезд видно, но есть золотые планеты как от <нрзб>. Небо каж<ется> выше, Дворец (Palazzo ducale), Старые Прокурации, где теперь магазины, фабрики, гостиницы и Марк составляют как бы стены огромной залы. Слишк. ослепительной бывает жаркой днем (еще и переделывает ) но вечером это настоящая зала. Особ<енно> муз<ыка> веселая, живая хотя не юркая плавная изящная толпа своб<одная> и демократич<ная>. Это рамка для неба темно-синего теплого нежного. Мальчишки, лакеи во фраках, офицеры, англичанки, дети с няньками, рабочие с трубками, белые дамы со старухами[406].

Это же преображение городской площади в концертный зал поразило и Г. Г. Филянского[407], священника села Поповка Миргородского уезда Полтавской губернии, участвовавшего в одной из учительских экскурсий (очевидно, на правах преподавателя Закона Божьего):

Первое впечатление от Венеции после тех мест, в которых перед тем проводила время наша группа (чопорного Берлина и чистенькой Швейцарии), было прямо-таки удручающее. Узкие, грязные улицы, невыносимая атмосфера, нечистоплотность итальянцев, – все это невольно заставляло думать: как бы поскорее выбраться отсюда?

Но когда вечером мы пошли на площадь св. Марка, мысли приняли совсем иное направление. Громадная, залитая светом площадь с десятками тысяч зрителей – зал с величественными зданиями вместо стен и вместо потолка – звездным небом, прекрасная музыка, а главное, итальянская толпа с невидимым, но чувствуемым душою слиянием массы народа с окружающей обстановкой, – все это поднимало дух, создавало настроение, так редко посещающее нас среди обычных условий русской жизни[408].

Ту же праздничную атмосферу описывает известный нам теоретик венецианских экскурсий, предлагавший оставить вечернюю пьяццу на третий, последний день насыщенного пребывания в городе: