Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Начиная с середины 1950-х годов разорванные научные и культурные связи с заграницей неуклонно восстанавливались, о чем можно судить даже по сухой статистике: так, в 1956 году из СССР в Италию было отправлено 180 туристов; на 1957 год запланировано 200, а выпущено 228 и т. д.[515] Конечно, подавляющее большинство путешественников не оставляло воспоминаний, заметок и иных вещественных свидетельств, но некоторые из визитов оказались документированы. Так, искусствоведы В. Н. Лазарев и Д. В. Сарабьянов, посетив в 1955 году конгресс по византиноведению в Стамбуле, отправились оттуда в Венецию на выставку «Джорджоне и джорджонески»; в печатном отчете несколько слов было посвящено и впечатлениям от города: «Нам очень повезло с погодой – стояли чудные солнечные дни, позволяющие в полной мере наслаждаться красотами Венеции. Солнечные лучи делали особенно прекрасными нежные оттенки разноцветных мраморов, которыми облицованы фасады зданий, яркие, как драгоценные каменья, краски ранних венецианских картин, золотистые и серебристые тона палитры Тициана и Веронезе. Покидая Венецию, этот подлинный город-музей, навсегда уносишь воспоминание о чем-то радостном и светлом»[516].

С 1956 года Советский Союз возобновил участие в венецианских биеннале: первый советский павильон после перерыва организовывал В. Прокофьев. Дневниковые записи и впечатления, накопленные им за полугодовую командировку в Италию (он также курировал советские экспозиции на Международной промышленной выставке в Милане и Флорентийской выставке кустарно-художественных изделий), легли в основу обширного труда, представляющего собой довольно схоластический опыт путеводителя по стране, принципиально недоступной для читателя[517]. В немалочисленных отчетах посетителей и участников биеннале 1956 года царит известный дуализм: каждому из авторов требовалось проскользнуть между требованиями цензуры, правилами вежливости и здоровой чуткостью на порицаемый авангард. Так, В. С. Иванов, плодовитый плакатист, лауреат двух Сталинских премий, был прямолинеен:

Осенью прошлого года мне с группой советских туристов довелось побывать в Италии. Не буду описывать то незабываемое и чудесное чувство эстетической радости и наслаждения, которое испытываешь при встрече с давно знакомыми по репродукциям шедеврами мировой живописи, скульптуры и архитектуры. <…> На первых порах ничего не предвещало разочарования. Выставка оказалась расположенной на территории великолепного тенистого парка, где вдали друг от друга раскинулись павильоны отдельных стран. Зелень в Венеции – большая редкость, и в жаркий день она была вдвойне желанной. Однако в парке мы не заметили людей. Кругом было тихо и пустынно…

Так началось наше знакомство с современным буржуазным искусством[518].

Далее автор подробно и недружелюбно описывает особенно раздражающие произведения, сопровождая свою критику не репродукциями их (чтобы не осквернить приютившие его страницы), но собственноручными шаржированными набросками, выполненными в походном блокноте (что, в свою очередь, приводит на ум старинный анекдот о Карузо, известном протагонисту через посредника). Галерею копий открывает скульптура Линна Чедвика, завоевавшая высший приз: «Вот нашумевшее „Внутреннее око“ <…> „Око“ получило наивысшую оценку жюри выставки. Не будь этого обстоятельства, его можно было бы и не заметить – бессмысленное металлическое сооружение грубой кузнечной выделки. Но высокая оценка заставила остановиться и пристально осмотреть это „чудо“ двадцатого века. Оказалось, что им не только можно „любоваться“, но и… поиграть: если толкнуть пальцем, то полупрозрачное „око“ и какая-то кривая лесенка крутятся!» [519]

Менее непосредственным был отзыв входившего в советскую делегацию Б. Иогансона. Ритуально исполнив обязанности, диктуемые учтивостью («Ослепительно яркое для наших северных глаз солнце с расточительной щедростью заливает Венецию своими лучами, подчеркивает пышную красоту ее дворцов, храмов, вычурных горбатых мостов»[520]), вице-президент Академии художеств переходит к художественной критике: