Венганза. Рокировка

Облачившись в оранжевую робу, вошел в спальню, где придется существовать до назначения даты суда. Гомон десятков голосов мгновенно стих, стоило мне перешагнуть порог. Среди глаз, направленных на меня, я видел множество знакомых и тех, кого мог назвать другом, и других, мечтающих о моей смерти. Проходя по узкому коридору из людей, то тут, то там чувствовал как похлопывания по плечу, так и молчаливые угрозы. Это место мало чем отличалось от обычной жизни. Выживание за решеткой это всё тот же мир, пинающий меня с самого рождения, мир, который, несмотря на все противоречия, покорился мне. Когда-то я уже бывал здесь, но через пару дней меня выпустили под залог. На этот раз придется показать этим шакалам, кто здесь хозяин прайда.

Имея мощный тыл ребят из банды, можно было наплевать на нацистов и черных. Даже если эти ублюдки что-то и замышляли, то проворачивать подобное в спальне никто не решится. И к этому моменту я буду готов дать отпор и показать их место раз и навсегда.

Ночь, как и ожидалось, прошла без происшествий. Я слышал, как какого-то беднягу подмяли под себя, слышал глухие удары, доносящиеся неподалеку от моей койки, но все это лишь показательные выступления для новичков, попавших в тюрягу по глупости, мало что знающих о жизни среди настоящих преступников.

Перед прогулкой меня вызвали на встречу с адвокатом. Я не мог дождаться разговора с Энтони и возможности услышать, наконец-то, новости о Марине. Всю ночь, ворочаясь на жесткой койке, думал лишь о ней. Пустые глаза, окровавленный рот, расползающееся на плече пятно крови и выстрел, оглушающий своей неожиданностью — всё это преследовало меня. До этого я не видел призраков и не чувствовал вины за содеянное, за исключением ада, устроенного для Котёнка. Но теперь эти воспоминания, словно напоминание о собственных грехах, витали рядом со мной, не оставляя ни на мгновение. Грудь, переполненная горечью и болью за мою девочку и нашу с ней историю, разрасталась, превращаясь в бездну, утягивающую частичку за частичкой мою душу. Меня будто выпивали через тоненькую соломинку, сначала лишь пригубив моей силы, а затем — полностью завладев ею. Я перестал понимать эту жизнь, отдавшись на растерзание чувств и потеряв бдительность, за что в итоге и поплатился. Но, даже осознавая это, думал лишь о ней, о том, что должен бороться ради неё. Только оказавшись рядом с Мариной, мог добраться до истины и вместе с ней мог справиться с чем угодно, перевернув мир вверх ногами. И даже если она никогда не будет прежней, я не отпущу её, борясь за каждую крупицу прежней девочки, сумевшей полюбить меня когда-то. Все остальное казалось настолько мелким, что совершенно меркло на фоне трагедии, случившейся с нашими жизнями. Я всё еще не мог поверить, что Эстер мертва по вине Котёнка, загнав эту мысль в дальний угол и отталкивая её от себя каждый раз, лишь стоило ей высунуть свой омерзительный нос.

Вошел в комнату, и мной овладело желание узнать только о ней, своей Чике, оставляя все остальные вопросы на потом. Тони сидел за столом, сцепив руки перед собой. Сосредоточенный и напряженный вид не сулил ничего хорошего. Оставалось лишь молиться, чтобы его обеспокоенность не была связана с состоянием Марины. Как только с запястий сняли наручники, и за приставом захлопнулась дверь, я посмотрел в глаза Пирсу, дожидаясь ответов.

— Ты еще в более глубоком дерьме, чем мы ожидали, — начал Тони.

— Мне плевать на мою ситуацию. Скажи мне, как она, — начал выходить из себя.

— Диего, — адвокат обессилено потер переносицу, — сейчас тебе стоит беспокоиться лишь о себе.

Посмотрев на меня, Пирс понял то, что самое время прислушаться к сказанному. Увидев взгляд, обещающий ему немедленную расплату за непослушание, он опустил глаза к столешнице, шумно выдыхая.

— Марина Асадова в больнице, — снова поднял взгляд. — Пуля не задела жизненно важных органов. Плечо быстро придёт в норму.

Казалось, в тот момент я даже задержал дыхание, стараясь не упустить ни малейшей детали рассказа. Даже звук её имени заставлял моё сердце биться быстрее. Почувствовав мимолетное облегчение из-за её физического состояния, снова ощутил тяжесть, не позволяющую уснуть прошлой ночью и свинцовым грузом осевшую в груди. Больше всего меня волновал её рассудок, и именно об этом Тони пока не сказал ни слова.

— Дальше, — не собирался ждать больше ни секунды.

— Она в состоянии шока. Прошлые сутки никто не мог заставить её говорить.

— Что изменилось? — стук в висках усиливался, а грудь сжалась от тревоги.

— Появился Перес.

Имя пуэрториканца вызвало противоречивые эмоции. Первой реакции оказалось нестерпимое желание свернуть шею ублюдку, вновь посмевшему приблизиться к моей женщине. Но затем здравый смысл взял вверх, и появилось облегчение от того, что в такую трудную минуту рядом с Котёнком находился кто-то, кому она была не безразлична. Но ревность, липкой паутиной опутывала меня изнутри. Снова с ней рядом был он, а не я, и именно у него на груди она будет лить слезы, а я не смогу сделать совершенно ничего для её успокоения.