Венганза. Рокировка

— И? — шумно сглотнул, страшась услышать то, что могло мне не понравиться.

— Только увидев, его она заговорила. Она твердила что-то бессвязное, и тогда Перес потребовал оставить их наедине.

— Что именно она говорила?

— По словам персонала, — опустил взгляд к записям в бумагах, читая, — она твердила снова и снова, цитирую: «Он мой брат. Он всегда знал об этом. Софи — результат инцеста. Моя девочка ни в чем не виновата».

— Что? — от лица отхлынула кровь. Часть сказанного Мариной имела абсолютно четкое послание, смысл которого мне был ясен и которое я отказывался принимать за правду. Но другая половина действительно напоминала бред.

— А вот здесь тебе повезло, что твой адвокат именно я, а не какой-то жулик. Я заранее позаботился о подобного рода проблемах и заплатил кое-кому из медперсонала, чтобы держали ухо востро. И… — глубоко вдохнул, — у неё есть дочь, и, по всей вероятности, она твоя.

Последние слова Энтони звучали в голове, становясь всё громче, превращаясь в вой сирены: «Дочь… и, по всей вероятности, она твоя». Грудь сдавило тисками, и я не мог сделать ни вздоха. Мир остановился, покрываясь коркой льда и тут же рассыпаясь на тысячи осколков.

У меня была дочь.

Глава 23

Ощущение дежавю не покидало меня ни на мгновение. Больничные стены, люди в белых халатах, детективы, поджидающие удачного момента, и антидепрессанты, практически заменившие мне пищу. Я всё это уже видела. Только уверенности в том, что это — реальность, не осталось. Теряясь во времени, событиях, путая сны с явью, не понимала, где вымысел, а где настоящая жизнь. Да и нужна ли она мне, тоже не могла решить. Все перемешалось, вращаясь со скоростью света. Мне казалось, что меня закрутил смерч, и всё, что остается, это отдаться ему на милость и плевать, куда меня выбросит.

Сны под воздействием успокоительных демонстрировали мне размытые картинки с действующими лицами, которые не узнавала. Но было все же одно, увидев которое, хотелось зажмуриться и бежать, бежать так далеко, как только смогу. С пробуждением на меня накатывали воспоминания о случившемся, и всё окрашивалось кровью. Я не помнила, как убивала Эстер, и не помнила, что именно там произошло. Лишь её слова, брошенные мне в лицо перед тем, как я увидела её мертвое тело, навсегда засели в голове. И это то, что окончательно перевернуло мою жизнь с ног на голову. К своему ужасу, я до сих пор практически ничего не чувствовала из-за ее смерти, но правда, открывшаяся в тот день, сломала меня. Любить чудовище — это одно, но знать, что, помимо всего прочего, разделяешь с ним одну на двоих кровь…Меня выворачивало наизнанку от всей омерзительности ситуации. Тошнило от собственных эмоций, испытываемых, как выяснилось, к брату. Боль от осознания всего коварства Диего, вплоть до последствий, приведших к настоящему моменту, вряд ли можно описать хотя бы одним из известных людям языков. Стоило лишь подумать об этом, как из груди вырывался нечеловеческий крик. То, насколько всё оказалось спланировано и фальшиво, приводило в ужас. Но еще более кошмарными являлись абсолютные беспринципность и жестокость, составляющие сущность личности Ангела. Теперь даже в мыслях не получалось называть его иначе. И как я могла поверить, что в этом монстре живы какие-то человеческие эмоции?! Он знал лишь то, как уничтожать людей, и был готов ради этого на все. Его жестокость не знала границ.

И стоило подумать, что результатом мести этого отродья стала моя дочь, как руки сами вцеплялись в волосы, вырывая их клочками. Я кричала, рвала на себе волосы и впивалась ногтями в кожу, стараясь заглушить разъедающую меня боль. Прибегали медики и, вколов успокоительные, погружали меня в счастливое царство абсолютного ничего. Именно поэтому меня практически все время держали на таблетках. Чтобы я не чувствовала. И я была благодарна за это.

Тогда я еще не понимала, кем стала в результате жестокости Ангела, потому как картинки из головы не отождествлялись с фактами. Я не осознавала, что стала убийцей и на моих руках человеческая кровь.