Венганза. Рокировка

Иван — один из немногих людей, вызывавших во мне только презрение и ничего больше. Я мог ненавидеть Переса, но в то же время уважал его как бизнесмена и мог оценить его харизму, черт бы его побрал. В Асадове младшем, я не видел ничего, что не вызывало бы тошноты. И каждая встреча с ним взывала ко всей моей выдержке и здравому смыслу, чтобы я не прекратил его бессмысленное существование. Но, сказать по правде, меня обеспокоило его появление. То, что он узнал о возвращении Марины, не сулило для неё ничего хорошего. И теперь необходимо проследить, чтобы он держался от нее как можно дальше.

Во время поиска Котёнка я находился в полном отчаянии, именно поэтому решил обратиться к Ивану, как к последнему связующему звену с Мариной. Мне пришлось перешагнуть через ненависть и отвращение, лишь бы сохранить крупицы надежды увидеть её вновь. А теперь все изменилось. Я хотел стать её щитом, закрывая от всех ужасов мира. Но она не желала быть со мной. Её влекло ко мне физически, но она не позволяла присутствовать в её жизни. Подобное оказалось сложнее принять, чем я мог подумать еще пару месяцев назад, мечтая просто знать, что с моей девочкой все в порядке и она счастлива. Так какого же черта, получив этому подтверждение, я не ощущал облегчения? Наоборот, словно мне на шею накинули цепь, прикованную к горе, не позволяющую сдвинуться с места. Я задыхался без неё. Марина нужна мне как воздух, как клей, удерживающий разум и тело вместе и не позволяющий развалиться на кусочки. Я мог выкрасть её и спрятать где-то от всех и каждого, послав к дьяволу банду и всю прежнюю жизнь, заставив её полюбить себя вновь. Но таким образом вряд ли можно вынудить человека полюбить себя, тем более, насильно. Самая тёмная часть меня не обращала внимания на доводы разумы и рассматривала этот план как единственный возможный, но стоило вспомнить, как изменился взгляд Котёнка, стоило мне напомнить о нашем прошлом, как её тело напряглось, отгораживаясь меня. Я четко видел, к чему приведет наша история, решись я на выполнение этого безумного плана. И снова оставалось лишь ждать, отыскивая другие способы заполучить свой чертов шанс.

После ухода Ивана тревога прочно засела в груди. Теперь следовало отложить в сторону свои переживания и подумать о том, что будет лучше для Марины. Приставленные к дому Переса амигос, смогут оповещать меня обо всех посетителях пуэрториканца. Но это не гарантирует полной безопасности Котёнка. И, похоже, пришло время поговорить с Пабло на чистоту, решив с ним все наши проблемы раз и навсегда.

Глава 19

Черно-белые клавиши рояля смотрели на меня, призывая коснуться их и высвободить звук, запертый в деревянном корпусе. Но я не могла даже дотронуться до инструмента, боясь пробудить последнее, что способно окончательно вогнать разум в чулан, наполненный тяжелыми воспоминаниями и болью. Заиграть на рояле означало погрузиться в воспоминания о маме, о единственном времени, когда меня любили просто так, не требуя ничего взамен. И думая о ней, так хотелось вернуться в то счастливое время, когда я не знала о существовании таких кошмаров, как моя реальность. Но тогда, играя в четыре руки на рояле с самым любимым человеком в мире, я даже прощала отцу, что заставлял заниматься игрой на ненавистном инструменте. Главным оставалось лишь наше с мамой совместное время, которое я готова была коротать как угодно, даже за игрой гамм и сонетов.

Будет ли Софи чувствовать себя настолько же любимой мной, как и я когда-то мамой? Этот вопрос волновал меня не меньше, чем её безопасность. Неуверенность в себе росла день ото дня, проведенных вдали от неё. Хотелось выть от тоски по дочери и чувства вины перед ней. И всё ради чего? Лицо Диего, рассматривающего меня, проплыло перед глазами. Поцелуи, ласки непрошеными гостями вновь и вновь проносились в памяти, сбивая дыхание и вызывая приятную боль внизу живота. И вновь муки совести за разлуку с дочкой и удовлетворение своих нездоровых потребностей начали прогрызать туннели в сердце. Я не должна думать о Диего в таком ключе, не должна. Он снова истопчет мою душу и разобьет сердце. И ни за что Софи не будет в безопасности, если он или кто-то из его врагов прознает о её существовании. Она — единственное, что действительно важно в жизни. И ничего больше. Вот о чем я обязана думать, когда встречусь с Диего в следующий раз.

Провела кончиками пальцев по поверхности белых клавиш осторожно, не выпуская звук наружу. Порой я напоминала себе этот самый рояль, прячущий внутри все, о чем хотелось бы кричать, рыдать и смеяться. Каждая эмоция, плотно запечатанная в глубине и не смеющая проявиться до тех пор, пока кто-то не посмеет развлечься, вытягивала душу, словно музыку из этого огромного инструмента, который обязательно закроют крышкой, как только надоест слушать все, о чем он решил рассказать. Так и я не могла поделиться бурей, воющей внутри ни с одним живым существом.