Венгерская рапсодия

— Подойди, — говорю я ему. — Иди сюда.

Звучит не слишком убедительно, знаю, но в тот момент это было все, на что я была способна. Я снова почувствовала это пульсирование между ног, так скоро после такого сильнейшего оргазма, — и чем дольше он там стоит, тем становится хуже.

Но спасибо, что он хотя бы меня слушает. Он медленно ложится на кровать, где я растянулась, его большой, теперь даже немного пугающий член слегка покачивается между ног, как деревянный. И, разумеется, единственное, о чем я могу сейчас думать — так это о том, какой он на ощупь. У моего бывшего бойфренда был в два раза меньше, и у меня уже возникали некоторые проблемы, так что одному богу известно, чего мне ждать.

Даже не знаю, где он достает презервативы такого размера.

У меня была парочка в прикроватной тумбочке на случай из-за несбывшихся надежд подцепить лакомый кусочек в каком-нибудь баре, но ни в каких мечтах о лакомом кусочке я не представляла его с таким членом королевских размеров. Обычно он у него был обычный, и у нас был нормальный секс на милом постельном покрывале, а не получасовые сражения Арти с куском резинки, прежде, чем он наконец ее натянул.

Что звучит ужасно, знаю, но, удивительным образом, это делает все еще более волнительным. Это все равно что стоять на вершине берегового обрыва и ждать своей очереди прыгнуть вниз. Когда он закончил, я уже так тяжело дышала, что, казалось, вот-вот потеряю сознание, и он — не намного лучше.

Конечно, не лучше. Я испытала один оргазм, он — ноль. Он весь стал таким нежным и упругим, как кусочек первосортного бифштекса. Я только удивляюсь, как он сознание не потерял от возбуждения, хотя признаю, держался он восхитительно.

До тех пор, пока я не сказала нечто, чего совсем не имела в виду. После чего вся его собранность обратилась в пыль.

— Да, вот он, — сказала я. — Вставь свой огромный член в мое влагалище.

После этого он словно растекся на мне. Задолго до того как он сделал то, о чем я просила, я почувствовала, как он дрожит. Я чувствую все эти судороги во всем теле, когда его рука оказывается между моих ног, и два пальца проскальзывают во влагалище.

Это само по себе возбуждает: не надо-не надо, я кончу, если ты продолжишь это говорить.

По-моему, он сказал кончу. Он сказал это слово и собирается это сделать только оттого, что я извиваюсь, из-за моих стонов и грязных разговоров . И разумеется, это заставляет меня продолжать.

— Влагалище, — говорю я, потом умолкаю, словно решая, хотя это сейчас невероятно сложно.

Сейчас два его толстых пальца трудятся в моей невероятно скользкой промежности, и это… боже, это невероятно. Мне неважно, как быстро он собирается это делать, я сделаю быстрее.

— Ты не хочешь, чтобы я употребляла это слово?

— Да, конечно… оооо, черт побери, ты такая мокрая.

Это странно, что самые обычные слова из сексуального лексикона, произнесенные им, так меня возбуждают? Сначала кончить, теперь мокрая . В ту секунду, когда он скажет кончить в твою задницу, у меня будет оргазм.

— Правда? Тебе нравится трогать мое горячее, скользкое влагалище?

— Не говори вла… просто… просто держись.

— Ты чуть не произнес его, не так ли, малыш? Давай-давай. Скажи это мне. Скажи влагалище , пока трахаешь меня.

Он закатил глаза, но продолжал. Вообще-то, думаю, он надеется, что я снова достигну наивысшего удовольствия от одних его пальцев. И, честно говоря, он не сильно ошибается. Боже, в этом он так же хорош, как и в вылизывании клитора, и через секунду он нашел точку G, но, когда я собираюсь сказать ему об этом, выходит только:

— Джирроррджанурджл.

Вместо чего-то, похожего на нормальные слова и предложения. Мне нужно просто положить одну руку ему на спину, а другую — на член, притягивая его к себе, пока он не сдается и не освобождает меня от этого сладкого давления.

Потом разом все заменяет на другой вид ласк. Оооо, это и правда другой вид. Он даже больше, чем я думала, но лучше всего — что он говорит со мной, пока вставляет свой громадный член в мою маленькую узкую дырочку. Он буквально произносит: ты такая маленькая , что я пополняю список фраз, которые я не должна находить возбуждающими.

Но меня возбуждает даже то, как он вытягивается, чтобы войти в меня, у него такое выражение лица, словно он одновременно умирает и воскресает от удовольствия. И лишь когда наконец — наконец — ему удается ввести головку члена по всей моей смазке в упругую вагину, один одерживает верх над другим.

По-моему, мы оба тяжело дышим. Я-то точно тяжело вздохнула. А когда он начинает двигаться, быстрее, чем я ожидала, и (слава богу) гораздо резче, то я не могу сдержаться. Я не сдерживаю ни одного стона, когда мое тело пытается и не может сжаться вокруг члена, заполняющего меня.

Да, именно так. Пытается и не может . Думаю, моему влагалищу просто некуда деваться, когда оно старается сжаться вокруг него, такого толстого и длинного, скользящего вперед и назад внутри него, хотя очевидно, что Арти ценит мои старания. Он подается вперед, когда я это делаю, а когда пытаюсь снова, говорит: не надо , точно так же, как и секунду назад.

Хотя, разумеется, уже по другой причине. В прошлый раз — из-за моего грязного рта, теперь — из-за моего грязного, жадного тела, пока я стараюсь почувствовать каждый дюйм наполняющего его члена. Я даже понимаю, что упираюсь пятками ему в задницу, чтобы еще усилить давление… немного больше этого сладкого-сладкого ощущения, которое заставляет представлять, что у меня цветы распускаются в животе или что-то еще, не менее нелепое.

А потом это случается, и эти мысли больше не кажутся такими нелепыми. Что-то разворачивается внизу живота, ничего похожего я раньше не испытывала. Другие парни добивались этого пальцем на клиторе или находясь достаточно близко, конечно, им удавалось… но не такое. Не это безумно-сильное ощущение, заставляющее меня вцепиться ногтями в его спину и беззвучно кричать, все мое тело вмиг сжимается так, чтобы из его уст прозвучали все слова, которые я больше не могу произнести.

— Оооо, ты кончаешь? — спрашивает он. — О, боже, Мэллори, я это чувствую членом, вот оно, крошка. Кончи на меня.

Хоть я и догадываюсь, что последняя фраза вызвана шоком от того, что я это делаю. Я повисла на нем как обезьянка, задыхаясь от попыток сесть на его теперь безумно твердый член. Мои пальцы оставляют полосы на его спине, но, кажется, он этого абсолютно не замечает.

Думаю, он уже на полпути, как и раньше — в машине. Он говорит непристойности, его лицо мягкое и открытое, когда я целую его губы, его стон растворяется в недрах моего тела.

Когда его руки вдруг крепко хватают меня, это почти так же приятно, как недавний оргазм. Он усаживает меня на свой член, я это знаю, и не знаю, что лучше: ощущения, которые я от этого испытываю, или то, как сладко видеть его уже отнюдь не таким заботливым. Когда у него наступает оргазм, он даже говорит мне схватить его, таким тоном, которого я никогда не ждала от него услышать.

— Сейчас фонтаном польется, — говорит он, гортанно, грубо, глядя на меня в упор.

Его пальцы в моей заднице, на бедрах, неожиданно влажные губы у моего лица. Оооо, да, он забыл свою заботливость, и это потрясающе. Это все равно что трахаться спустя 25 лет усмирения плоти. Все это выходит из него на одном долгом, восхитительном пути к удовольствию.

— Тебе хорошо? Тебе хорошо? — спрашивает он, но серьезно… что я, по его мнению, должна ответить? Я дождаться не могу, чтобы он кончил в меня, потому что в этот момент я буду видеть выражение его лица в самое сладкое мгновение.

Я даже удерживаю его, чтобы быть уверенной в этом, когда он делает ряд потрясающих, возбуждающих вещей, например, кусает свою губу и краснеет от шеи до лба, и оооох, он непременно будет издавать какие-нибудь громкие звуки. Я чувствую, как они поднимаются от двигающихся бедер и скользкой от пота спины, пока наконец не вырываются из него.

— Ах, Мэллори, — говорит он, за этим следуют поистине великолепные стоны и вздохи, а потом… потом кое-что еще — что-то, с чем я не готова была встретиться, не в этот момент, потому что я все еще дрожу от оргазма и большая часть меня просто хочет наслаждаться им в момент удовольствия.

Я даже чувствую, как увеличивается его член, когда он кончает. И я знаю это наверняка, когда он крепко прижимает меня при двух последних толчках. Меня словно вывернули наизнанку, и от этого ощущения я немного дрожу.

Одно это уже заставляет меня практически забыть все, что он говорил. Хорошие-хорошие слова, которые кажутся невозможными всего через неделю, хотя для него это было больше, разве нет? Могу заверить, что да, потому что это я тебя люблю далось ему крайне легко.

Забавно, что мне никогда так не казалось.