Венгерская рапсодия

Бедром я почувствовала, насколько он возбужден. Я засмеялась и изогнулась, словно собиралась ускользнуть только потому, что хотела перейти эту грань, за которой сопротивление оказывается бесполезным. Он вынудил меня, сильно прижав и перевернув через себя, так что я теперь лежала на спине, плотно зажатая между ним и матрацом.

– Ты этого хочешь, – сказал он голосом насыщенным и сладким, как выпитая нами палинка. – Ты это получишь.

Я чувствовала его член между бедер, а головка проворно входила в мою вагину. Он двигался медленно, дразня, его накачанный пресс терся о мой плоский живот, таз покачивался.

– Но сначала, – шептал он, – ты должна это признать.

Да-да-да (шлеп-шлеп-шлеп), он касается меня головкой, слегка двигается вперед, так и не входя в жаждущую плоть. Он дразнил меня, пока я не застонала, пока я не прикусила его ухо, пока я не выгнула спину, стараясь заставить его войти в меня. Но от него никакого милосердия, только его горячие губы в моем ухе и шепот:

– Скажи это.

Как будто мое влагалище недостаточно ясно об этом говорило. Он отлично понимал, что мог войти в меня без малейшего сопротивления, когда захочет. Но он добивался полной капитуляции и моего полного осознания этого. Пока эти слова не будут произнесены, я буду мучиться. Единственное, что мне оставалось, – подчиниться.

– Я этого хочу, – признала я, – пожалуйста, дай мне.

Он приподнялся, освобождая мои бедра, теперь я могла развести ноги и приподняться, но он тоже отодвинулся, и его член оставался на мучительном расстоянии.

– Дать тебе что?

– Трахни меня, Янош, трахни меня, пожалуйста.

Он глубоко вдохнул и с силой подался вперед. Я с наслаждением почувствовала во мне его член, плотно зажала его и не отпускала все долгие мгновения наслаждения. Он опирался на сильные руки, его грудь вздымалась надо мной, золотые цепи вокруг его шеи, татуировки на бицепсах, выражение почти религиозного экстаза на лице. Он застыл неподвижно, когда мы оба почувствовали это единение, новое, невероятное ощущение.

– О, да, я трахну тебя, – произнес он. – Держись.

Потом стремительное нападение, треск изголовья, сжатие запястий, я вытянулась на кровати. Он трахал меня, пока мое влагалище не было истощено, а бедра не молили о пощаде, вовлекая меня в секс, пока больше не осталось ничего в моем мире, я не знала ничего кроме того, что сейчас вся жизнь пронесется у меня перед глазами, и именно этого я хотела, именно это мне было нужно, снова и снова…

Я кончила, тяжело дыша, благодаря свои уставшие пальцы, воображаемое лицо Яноша таяло перед моими глазами. Чувства отступали, медленно, не спеша, пока мое невыносимое реальное одиночество не заставило меня завернуться в простынь, прячась от окружающей действительности. Испытав пик наслаждения, теперь я испытывала груз опустошения. Я была одна, все, чего я могла ожидать, – одиночество. Глупое искушение мужчинами, которые никогда не станут частью моей жизни, этого не изменит.

Глава 3

Должно быть, я выплакалась, прежде чем уснуть, следующее, что я помню – это слишком громкая музыка у кого-то из соседей. Я освободилась от простыней, привстав, посмотрела вниз на мой влажный, мятый сарафан и липкие трусики, все еще спущенные почти до колен. Там снова стоял чертов скрипач, он играл по-настоящему пронзительно и проникновенно, иногда врезались аккордеоны и кларнеты. Мелодия была в миноре, что-то грустное с ощущением того, что эту грусть нельзя унять. Возможно, именно эти цыганские скрипки упоминал Янош…

Янош. Он должен был вскоре прийти сюда в… я посмотрела на часы. Черт. Семь. Уже 10 минут.

Я вскочила с постели и заметалась: хотелось принять душ, переодеться, открыть бутылку вина, может, что-то приготовить, заправить кровать, причесаться, накраситься… А раз я собиралась сделать так много всего, это означало лишь, что я не сделаю ничего, только все больше бессмысленно суетилась, пока, оказавшись у дверей балкона, не осознала, что музыка играет не у соседей, а на улице.

Я убедилась, что по крайней мере натянула трусы, прежде чем приоткрыть двери балкона и взглянуть вниз на вымощенную улицу.

Полдюжины мужчин в белых рубашках и черных жилетках играли на своих инструментах перед немногочисленной публикой. Когда я просунула голову в дверь, раздался крик, и все подняли глаза на меня.

Я захлопнула двери и отбежала к стене, сердце бешено колотилось.

Это для меня?