Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе

Не может быть никакого спора лишь о том, на чьей стороне был Андропов[36]. Все, что он делал и писал в те месяцы, вдребезги разбивает миф о человеке, который под влиянием своего венгерского опыта стал (задолго до прихода на высший пост в КПСС) сторонником далеко идущих реформ в русле социалистического выбора. А миф этот, рожденный в перестроечной публицистике конца 1980-х годов (особенно в выступлениях Ф. М. Бурлацкого), жив и сегодня. Люди более высокого ранга, выезжавшие летом 1956 года в Венгрию (не только весьма либеральный по кремлевским меркам А. И. Микоян, но даже жесткий ортодокс М. А. Суслов), как правило, давали более умеренные оценки положения в стране и рекомендации относительно путей разрешения кризиса, в их докладных сильнее полутона. Хотя, конечно, надо учитывать, что члены Президиума ЦК КПСС были значительно свободнее в суждениях, чем посол, сильнее связанный установками центра. Своими докладными Андропов, как правило, достаточно адекватно передавал остроту ситуации, но единственный выход видел не в поисках компромисса (чему не чужд был Микоян), а, напротив, в дальнейшем усилении пресса. Бескомпромиссное отношение советского посла к «правым элементам», требовавшим уступок, его склонность к предельной драматизации происходивших событий, нагнетание обеспокоенности Москвы положением дел в соседней стране, слабой реакцией руководства ВПТ на происки «враждебных сил» были на протяжении всех месяцев кризиса той постоянной величиной, без которой нельзя себе представить советскую политику в Венгрии.

Итак, к началу июля фигура Ракоши, вызывая острое раздражение в обществе, становится серьезной обузой для венгерского руководства. Усилия недавних соратников, предпринятые с тем, чтобы избавиться от этого балласта, были видны и в Москве – под влиянием все новых и новых сообщений от Андропова беспокойство советских лидеров нарастало как снежный ком. В момент, когда, готовясь к пленуму, Герё и ряд его коллег все с большим нетерпением ждали из Кремля добро на отставку Ракоши, в Будапешт прибыл член Президиума ЦК КПСС А. И. Микоян. Поначалу и он в соответствии с принятой (не без влияния Андропова) линией призывал к более твердому руководству, и в том числе арестам «главарей враждебных элементов». Но, изучив на месте ситуацию более детально, Микоян быстро откорректировал свою позицию. Он понял, что для сохранения советского влияния в Венгрии надо пойти на уступку тем, кто добивается удаления Ракоши, не только полностью скомпрометированного репрессиями, но – что было важнее для Москвы – не способного вывести страну из перманентного кризиса[37].

Когда речь зашла о преемнике Ракоши, выбор при отсутствии третьей сильной кандидатуры предстояло делать фактически лишь между Э. Герё, несшим главную ответственность за провалы начала 1950-х годов в экономической политике, и умеренным реформатором Кадаром. Причем Москва была явно психологически не готова к тому, чтобы поставить во главе «братской» партии и союзного государства человека, прошедшего через репрессии – на нем продолжало лежать клеймо недоверия, и не столько из-за прежних мифических «проступков», послуживших в свое время основанием для ареста, сколько потому, что в нем видели человека, которого личная обида может подтолкнуть к непредсказуемым шагам. Пройдут еще долгие, полные драматизма месяцы, пока В. Гомулка и тот же Я. Кадар не завоюют делом доверие Кремля. А пока, летом 1956 года, Микояну и его коллегам по Президиуму ЦК КПСС приходилось преодолевать психологический барьер, соглашаясь даже на избрание Кадара в Политбюро ЦК ВПТ. Выбор был сделан в пользу Герё. «Моя и Микояна вина, что Герё предлагали, а не Кадара. Поддались Герё», – посетует Хрущев на заседании Президиума

ЦК КПСС 3 ноября 1956 года, в канун решающей советской военной акции, при обсуждении с участием Кадара состава нового венгерского правительства[38]. Избрание ближайшего соратника Ракоши означало максимальное сохранение преемственности прежнему курсу. Москва, несомненно, избавлялась от излишних беспокойств в связи с возможным слишком резким изменением политики ВПТ. В Кремле, однако, достаточно быстро поняли, что с избранием Герё была лишь приглушена, но отнюдь не разрешена проблема недоверия партийных низов к своему руководству. Что же касается Андропова, то и он уже через считаные дни после пленума был вынужден в донесении признать неоптимальность сделанного выбора: «Герё не пользуется должной популярностью среди широких партийных масс, сухость в обращении с людьми заставляет многих работников сдержанно принимать его кандидатуру»[39]. Июльский пленум, заметно обновив руководство, все же почти не снял остроты политических противоречий в Венгрии. Если ранее перед партией стояла проблема Ракоши, то теперь встала аналогичная проблема Герё.